Рената также не знала, что за мирный договор был тогда заключён. Он был нерушим — подписан кровью на плоти демона апбасвера.
Пока апбасвер жив, Мира могла попасть в его королевство только по приглашению.
Но тогда Дэш не думал ни о том, ни о причине, по которой сестра сорвалась на него в ссоре. Ярость и боль заслонили всё.
— Я не позволю тебе возглавить мою армию на стороне Лоренса и его мятежников. Мы не фессалийцы, и я не собираюсь вмешиваться в их политику. И не позволю тебе повести наших воинов на заклание в конфликте, который нас не касается — ни нас, ни единорогов в целом. Я не стану вторгаться в чужую страну только потому, что моя глупая сестра вообразила, будто умнее королевы, которая правит дольше, чем ты живёшь на этом свете. Ты идиотка, Рен, а не политик.
Дэш знал, как она болезненно воспринимает это слово — «идиотка». Их отец часто употреблял его в адрес Ренаты. Всю жизнь он сам избегал произносить его при сестре.
Но тогда она ударила по больному, и он ответил тем же. Сказанное сгоряча оскорбление лишь подстегнуло Ренату.
Ярость в её глазах будет преследовать его вечно.
— Ты трус, брат. Они сломили тебя при дворе Миры, и ты теперь даже боишься пересечь границы Фессалии!
Эти слова открыли дверь, к которой никто не должен был прикасаться.
После возвращения домой ему потребовались годы, чтобы успокоиться.
Он не был сломлен.
Скорее, Мира разбудила в нём демона, которого он до сих пор едва удерживал взаперти.
Когда Рената прошипела эти полные ненависти слова, в нём вспыхнула ярость такая, что он даже занёс руку — чтобы ударить её.
Никогда прежде он так не поступал. И это шокировало их обоих.
Но сестра задела его слишком глубоко. И Дэш до сих пор не понимал, как охваченный дикой яростью, он нашёл в себе силы остановиться.
С времён двора королевы Миры в нём не осталось трусости. Только кошмар — столь долгий и жестокий, что он до сих пор не даёт ему спать по ночам.
Он не мог доверять никому, кто стоял бы у него за спиной.
Единственное, чего он боялся, что поселившийся в его душе демон освободиться. А ещё его страшила мысль потерять контроль над ним.
Сокрытая в нём сила была смертоносной и даже он не знал её пределов.
И вот сказанные сгоряча слова Ренаты, едва не стали причиной срыва.
Дэш опустил руку и злобно посмотрел на сестру.
— Убирайся с глаз моих, Рен. И держись подальше, пока не научишься уважать меня. Всё, что я делал, — защищал и оберегал тебя. И если тебе этого мало — ты знаешь, где выход.
Это был последний раз, когда он видел её живой.
Последние слова, что они сказали друг другу.
Несколько часов спустя Керина пришла сообщить, что Рената ушла — якобы присоединиться к повстанцам-кентаврам.
Его охватила такая злость, что он даже не взял с собой армию или охрану. Даже не сообщил Риперу или Крази.
Он думал только об одном: добраться до Ренаты, пока с ней не случилось что-то плохое.
Вместо этого он нашёл её тело.
И крошечную брауни, которая хранила покой её останков.
Рыдая, крохотное крылатое существо сидело у её гривы. Если бы не всхлипы, каштановые волосы и глаза, он бы принял её за моль или бабочку.
Она отпрянула, когда на неё упала его тень.
— Я тебя не обижу, — сказал он. Очевидно, она не могла убить Ренату. Брауни слишком мала, чтобы отрезать рог. — Что случилось?
— О-о-они убили её, — всхлипывая, она высморкалась в ткань рукава, затем вытерла нос тыльной стороной ладошки.
— Кто?
— Л-л-люди, — она махнула на голову Ренаты. — Сказали, что её рог бесценен. Ч-ч-что он им нужен. Зачем убивать кого-то столь прекрасного?
— Не знаю, — его душили слёзы.
Приняв человеческий облик, он встал на колени и прижался к её шее.
— Я пыталась их остановить, но слишком мала. Они даже не заметили меня.
Ярость ослепила его, когда он сжал окровавленную гриву сестры.
— Они сказали, куда направляются?
— Аудерлия.
Позади раздался вздох Халлы — она только что догнала его.
Разъярённый и отчаявшийся, он передал ей тело сестры и отправился в погоню.
Пока его не остановила дракайна.
Тогда он думал, что Ренату схватили охотники за трофеями. Или враги. Или чародеи.
Теперь он знал: это был переворот.
Даже если бы он разрешил сестре взять армию, она не вернулась бы живой.