– Я просто не могу иначе. 200 лет назад бог отнял у нас прогресс, электричество и машины. Мой дед, после отца и теперь я несмотря ни на что, мы продолжали работать в этой лечебнице, даже когда отсутствие здравого смысла становилось нормой. Это наша семейная ценность. Быть маяком в океане безумия. Болезнь этого мальчика прогрессирует быстрее чем я ожидал. И я, признаюсь, уже не знаю, что делать. Приступы становились всё сильнее и такими темпами разум окончательно покинет его уже в следующем месяце.
– Я просто не понимаю доктор. Мой брат погиб в пожаре, что устроил этот парень полгода назад…Я…
– Доказательств, что это сделал именно он – нет. И источник возгорания был со стороны улицы.
– Но за день до этого, он кричал, мол все сгорит…
– Беспристрастие, Маша, беспристрастие!
– Как скажите доктор…
Мария ушла громко и недовольно стуча каблуками по плитке на полу, доктор Брундерштейн остался наедине с историей болезни. Сняв с себя очки, он стал потирать глаза, словно от жуткой усталости, несмотря на то, что день только начинался. Тяжело вздохнув, он стал вытаскивать листы из толстой папки и раскладывать по всей площади стола, а когда место закончилось стал крепить на стены и складывать на пол. Сев на железный стул, доктор закрыл глаза и стал восстанавливать картины прошлого, возвращаясь на 2 года назад, в тот самый день, когда он впервые встретил пациента.
Было холодно, первые дни весны еще не могли вытеснить зиму. Все вокруг было занесено толстым слоем снега. Доктор Брундерштейн стоял на пороге своей клиники, пытаясь отыскать ключ от дверей в глубинах своего пальто. Сзади к нему подкрался местный участковый Петя Новиков.
– Доктор Брундерштейн! - от неожиданности доктор выронил наконец-то найденный ключ.
– Петя! Нельзя так к людям подкрадываться!
– Это всё ваша фамилия страшная.
– Если бы я боялся своей фамилии, то вряд ли занимался тем, чем занимаюсь.
– Так отчества я вашего не знаю, что по имени к вам обратиться.
– Это не правда, оно написано в делах, которые я вам передаю.
– Да? Эм... Что ж…
– Вениаминович.
– Вениамин Вениаминович? Лучше пусть просто доктор Брундерштейн…
– Ладно, чего хотел так рано?
– Тут такая штука… К нам вчера парная одного привели. Всё в принципе обычно, драка в переулке, никто сильно не пострадал…
– Петя, у вас же есть протокол свой, по нему и работайте. Я тут причем?
– Понимаете, что-то с этим парнем не так.
– В каком смысле?
– Была рядовая процедура, брали показания. Вроде всё как всегда, беспризорник, почти совершеннолетний, украл еду, подрался с продавцом. Только вот когда, спрашивали его о прошлом, о семье и прочем, у него как-то странно разнились все факты. То есть сестра, то нет, вроде есть брат, а потом тоже будто не говорил, что он есть.
– У вас же есть психиатр по вызову, вот ему и доверьте освидетельствование, освидетельствует и нужна будет помощь, я с радостью подключусь, процедура не меняется…
– Есть еще одна штука… Он боится часов…
– В смысле часов как объекта?
– Нет, скорее самого хода времени. У нас на столе стояли часы, по началу он просто на них поглядывал. Но чем дольше мы с ним говорили, тем сильнее его внимание приковывали часы, а потом он начал подрагивать каждый раз, когда сменялась очередная минута.
– Интересно… Но всё равно, нужно заключение вашего специалиста, перед тем как направлять его к нам.
– Он заболел, будет через пару дней.
– Ну так подождите пару дней, - доктор поднял ключ, и провернув его в замочной скважине приоткрыл дверь.
– Он не спит…, - доктор готов было зайти внутрь клиники и завершить разговор, но вдруг почему-то остановился, - В смысле тот парень, мне кажется… И еще что-то бормочет всё ночь, рисует странные вещи. Не могли бы вы его осмотреть, вы же работали с нами 10 лет.
Доктор Брундерштейн тяжело вздохнул, закрыл дверь и с неохотой сказал: