Не то размышления, не то мечтания Лауры прервало появление директора и его заместителя. Оба выглядели порядком ошарашенными.
– Так скоро? – сказала Лаура. – Видимо, сверхсветовая связь с Землёй работает отлично.
– Связываться с Землёй не пришлось, – ответил Чернов. Директор, по своему обыкновению, только кивал, подтверждая объяснения заместителя. – Мы связались с Латоной. Этого было достаточно.
Лаура поспешно приподнялась в кресле.
– Герд Семеняка на Латоне? Неужели он не улетел на Землю?
– Герда на Латоне нет. И он не улетал на Землю. Он вообще не появлялся на Латоне. Он не покидал Урании.
Лаура сказала первое, что пришло в голову:
– Но эта его записка вам, Ростислав! Неужели он солгал!
– Камуфляж! – торжественно объявил Чернов. – Вспомните, он признавался в записке, что здорово запутался в своих экспериментах. Очевидно, какие-то катастрофические неудачи. Герд – парень правдивый, но с отчаяния чего не сделаешь. Самолюбие помешало честно признаться в своих провалах, так я это расцениваю.
– Лаура, вы понимаете, что произошло? – сказал Берроуз. – Раз Герд не покидал Урании, то, значит, он здесь притаился. А это означает…
Лаура прервала его. Ситуация внезапно прояснилась.
– Я согласна с вами, друг Ростислав. Это означает, что загадочное привидение шестой лаборатории – сам Герд Семеняка!
6
О том, чтобы Лауре одной работать, теперь не могло быть и речи. Директор довольно робко предложил снова закрыть лабораторию, но заместитель воспротивился. Лаура уже уяснила себе, что Берроуз – высший судья только в научных проблемах, а все, что называется административными делами, решает Матвей Чернов. И хотя при первом знакомстве Чернов намеренно передал решение о возобновлении работ в лаборатории самому директору, это не меняло реального положения: слово Чернова было решающим. Лаура воззвала к Чернову о содействии, и Чернов содействие оказал.
– Вздор – вторично заколачивать помещение! – высказался он. – Герду Семеняке захотелось из не вполне нормального, но живого человека превратить себя в привидение – его личное дело. Он, возможно, почему-то заинтересован, чтобы лаборатория стояла закрытой. А мы – наоборот. Надо наконец раскрыть тайну дома с привидениями. Конечно, Лауру оставлять без помощников опасно. Нападение призрака может повториться, а это отнюдь не призрачная акция. Кого-нибудь найдём для Лауры, хотя это и не просто.
На Урании автоматизация была выше, чем на Земле. Многие лаборатории работали без людей, в них лишь изредка заходили. Академия Наук разрешила пребывание на Урании только специалистам, каждый вёл свою особую тему. В помощники Лауре могли выделить лишь учёного, отказавшегося от собственных экспериментов или решившего совмещать их с заданиями Лауры. Чернову удалось найти такого человека. Питер Юркин, так звали этого человека, интересовался проблемами хронофизики, хотя его прямой специальностью была атомная биология. Он явился к Лауре в гостиницу – добродушный лохматый увалень с носом картошкой, широченными плечами и руками со среднюю лопату каждая: Чернов уверял, что Питер способен своими громадными ручищами проделывать ювелирные работы, а Берроуз добавил, что в его специальной области Юркину нет на Урании равных. Питера увлекла перспектива близкого знакомства с подлинными, а не выдуманными привидениями.
– Я в детстве, друг Лаура, увлекался старинными книгами, а там столько рассказывается о злых и добрых духах, – сказал он медленно гудящим басом. – Вы их знаете, уверен: ведьмы, гномы, рыцари в шлемах, императоры в тогах и сюртуках, президенты в цилиндрах…Никогда не думал, что реально буду общаться с этими потусторонними фигурами!
Лаура могла бы многое возразить против познаний Питера Юркина, смешивавшего историю с демонологией, но ограничилась указаниями на непосредственные задачи своего помощника. Общение с привидениями не входит в круг его научных обязанностей – разве что сами призраки захотят с ним знакомиться. Он будет продолжать исследования Лауры по возбуждению в живой клетке разновременности, вместе с нею, естественно. Что до остального, то будем действовать, как сложится ситуация.
Лаборатория номер шесть бездействовала три дня, пока Лаура оправлялась от потрясения. Она не смогла преодолеть страха, когда вошла в комнату, где к её плечу потянулась зловещая рука скелета, но постаралась не показать Питеру своего состояния. Ему ни страх, ни сомнения не были свойственны. Он с таким удовольствием осматривался, так живо интересовался, на какой высоте в воздухе возникла костлявая рука, куда она двигалась, что намеревалась сделать, как будто расспрашивал о красочном спектакле. Он шагал из комнаты в комнату, заглядывал во все уголки, раскрывал самописцы, проверял настройку автоматов – все здание наполнилось гулом его шагов, звяканьем металлических рычагов и кнопок, громкими возгласами, не менее громкими вопросами. А когда он угомонился, усевшись у хроноустановки, и стал проделывать те командные операции, которые вела раньше сама Лаура, меняя процесс по показаниям приборов, то стало не намного тише – шаги больше не грохотали, но голос звучал столь же громко и столь же часто. Лаура с досадой сказала, что если он хочет пообщаться с призраками, то ему необходимо умерить свою любознательность и поменьше задавать вопросов. Она где-то читала, что привидения смертно боятся шумов, абсолютная тишина, так сказать, питательная среда для призраков.