Выбрать главу

Гилберт Хэрриет

Дом с видом на любовь (Всего лишь поцелуй)

Пролог

Сад благоухал цветами, радовал глаз буйным разнотравьем, манил в тишину аллей, больше напоминавших тропинки в лесу. Лилии кивали сирени, дуб горделиво взирал на цветущий боярышник, маленький пруд был заботливо укрыт ковром из желтых и белых кувшинок.

В саду было очень тихо, если не считать за шум пение бесчисленных и невидимых птиц.

Очень пожилая дама с волосами, подкрашенными синькой и уложенными в старомодную и затейливую прическу, медленно шла по дорожке, опираясь на палку. За дамой, в почтительном отдалении, неторопливо вышагивали два человека. Один был невзрачен и неприметен, однако лицо его дышало просто-таки неземным восторгом. Судя по всему, он собирался вознести хвалу небесам за то, что они одарили его редчайшей возможностью полюбоваться на самый загадочный сад города Парижа.

Второй спутник пожилой дамы — высокий, очень широкоплечий, синеглазый и темноволосый, удивительно красивый мужчина — напротив, небрежно хранил на лице вежливое, но несколько скучающее выражение.

Наконец неторопливо и величаво шедшая впереди своих спутников пожилая дама раздвинула палкой кусты ранних вьющихся роз и остановилась.

Перед тремя посетителями сада открылся дом. Трехэтажный, изрядно потрепанный, старой постройки. Огромные окна смотрели несколько подслеповато, будучи густо увиты буйным плющом. Полуразрушенное крыльцо заметно покосилось. В некоторых местах от стен отвалилась штукатурка. Дом был стар, много старше своей хозяйки.

Когда-то давно, почти сто лет назад, вокруг дома возвышалась каменная стена, а сам дом был юн и силен. В нем жили весьма необычные обитатели. Много-много маленьких девочек, одетых в одинаковые коричневые платьица и белые чепчики, носились по саду, соперничая голосами с птицами, играли на берегу маленького пруда и ухаживали за цветами.

Кроме них в доме жили несколько женщин. Эти женщины все, казалось, на одно лицо и одного возраста, хотя это, конечно же, было не так. Женщины носили грубые шерстяные рясы, головы их были покрыты белоснежными платками и увенчаны рогатыми чепцами, непременно накрахмаленными и оттого угрожающе вздымавшимися над чистыми и строгими лицами. Женщины никогда не смеялись, не пели песен и мало говорили.

Прекрасный город Лютеция к этому времени уже давно назывался Парижем, и добрые парижане относились с глубочайшим уважением к строгим обитательницам Дома.

Шли годы, сад исправно зацветал в положенное время, и новые девочки в коричневых платьицах весело принимались ухаживать за цветами. Правда, цветов, да и девочек тоже становилось все меньше. Дом тоже менялся, хмурился и старел. Неизменными были только строгие, неулыбчивые женщины в рогатых чепцах.

У них не было имен. У них не было семьи. У них не было ничего, кроме одного Жениха на всех.

Кармелитки. Невесты Христовы.

Целомудренные и строгие, они хранили Дом, Сад и Детей, работали с зари утренней до зари вечерней, а ночью молились.

Над Лютецией проносились годы и войны, каштаны на бульваре Распай отцветали и становились все кряжистее, новый век наступал на древний город, неся новые запахи и звуки, но Сад и Дом каким-то чудом оставались нетронутыми. Стену вокруг них разобрали во время одной из революций. Или, может быть, то была война? Юные ученицы выросли и ушли в большой мир. Строгие кармелитки тихо старели, но в остальном не менялись. Работали по-прежнему от зари до зари, а ночью молились.

Время от времени из дверей дома выносили узкий деревянный гроб без всяких украшений. Кармелитки уходили на встречу со своим Женихом.

Начало двадцатого века Дом встретил в гордом одиночестве. Кармелитки смотрели с небес на свою земную обитель и грустно вздыхали.

Однажды в доме появилась немолодая женщина. Она прошла по обветшавшему дому, погладила стены рукой и поджала тонкие губы. Когда-то она носила коричневое платьице, ухаживала за цветами в весеннем саду и играла на берегу заросшего пруда… И вот теперь вернулась. Домой.

Новая обитательница Дома оказалась решительной особой. Через месяц Дом было не узнать, а из ожившего Сада доносилось бодрое щелканье садовых ножниц. Кармелитки облегченно вздыхали и тихо улыбались с небес, и легкий ветерок ласкал суровое и печальное лицо женщины.

Луциана Дарси больше ни разу не уезжала из Дома. Она осталась здесь навсегда.

Пожилая дама вздохнула и тряхнула упрямой головой, затем сердито оглянулась на спутников, которые следовали за ней в почтительном молчании, осматривая комнаты, скудно обставленные старинной мебелью.

— Сами видите, нечего здесь смотреть. Старый дом, абсолютно ничего особенного, но мне он дорог, и я хочу, чтобы он сохранился и после того, как я уйду. У меня есть куча бестолковых родственников, но я не вижу среди них ни одного достойного хозяина. Купчая на землю у меня бессрочная, оформлено все честь по чести, но содержать дом в одиночку мне теперь не под силу. Потому-то я вас и пригласила. Аренды, найм, я в этом не больно-то понимаю, вот вы и объясните мне.

Невзрачный и восторженный всплеснул тонкими ручками.

— Мадемуазель Дарси, вы нашли нужных людей. Мы сможем сделать так, что этот дом не только окупит себя, но и станет приносить вам немалый доход. Шикарный старичок! Просто грех дать такому развалиться!

Пожилая дама смерила его неодобрительным взглядом.

— Только учтите, никаких борделей, магазинов и машинописных бюро! Я так считаю: этот Дом — место, где люди должны жить. Вся жизнь в нем проходит. Именно поэтому обедать его обитатели должны в столовой, а кашу варить в кухне. Я также надеюсь, что никому не придет в голову перепутать отхожее место со спальней. В сущности, у меня к вам только одно и очень простое требование: ничего в Доме не перестраивать. В этом случае я передам вам права на владение.

Высокий черноволосый наконец улыбнулся. Улыбка оказалась искренней и теплой.

— Не волнуйтесь, мадам. Я все оформлю юридически, с учетом всех ваших условий, и последнее слово всегда будет за вами.

Дама поглядела на красавца с суровым одобрением.

— Англичанин?

— Шотландец, мадам!

— Это хорошо. Шотландцы — да и англичане — знают толк в домах. — Пожилая дама помолчала, задумавшись и слегка усмехаясь чему-то бледными губами. — Кстати, в нашем роду тоже встречались шотландцы, самые настоящие — рыжие и темпераментные. Кое-кто из моих внучатых племянников сохранил в себе эти черты — Очнувшись от потаенных воспоминаний, благородная дама вновь высокомерно взглянула на почтительно слушавших ее мужчин и сделала нетерпеливый жест затянутой в перчатку рукой: — Теперь можете быть свободны. Я устала и хочу отдохнуть. Мы с моим Домом уже очень старые.

Посетители вышли на улицу через парадную дверь. Невзрачный оглянулся и зацокал языком.

— Шикарная развалюха. Я про домик. Ну и что ты думаешь? Выгорит?

— Естественно. Завтра же начну составлять договор, а заодно подыщу архитекторов и рабочих. Если эту развалину перепланировать, получится чудное злачное местечко. Внизу сделаем клуб, какую-нибудь лавку с сувенирами, а на двух этажах поставим перегородки. Квартир двадцать получится, никак не меньше.

— Но старуха… Ты же ей, если я не ослышался, обещал…

— Запомни, парень. Настоящий мужчина никогда не обманывает женщин. Он просто не все им рассказывает!

1

Артур Финли лихо вырулил на бульвар Распай и лениво откинулся на спинку сиденья своего «мерседеса». Франсуа Дюбо, его приятель, с одобрением посмотрел на четкий и красивый профиль первого кавалера Парижа.

— Расскажи, что это за вечеринка, Арчи.

— Боже, что тут рассказывать! Ничего не может быть обычнее! Море шампанского, никакой еды, громкая музыка, которую все окружающие пытаются переорать, хотя зачем они это делают, один черт знает.

— А девчонки?

— Куда ж без них! Все писаные красавицы, а вот с умницами напряженно, но главное — не зевать и умудриться спасти свой бумажник. Гляди в оба, Френки.