— Позже, — было единственным словом, которое прозвучало.
Она.
Он не мог заставить себя произнести ее имя.
Глава пятая
Ньют понял, что их окружает только после того, как грузовик уехал, как будто его органы чувств заработали только после того, как они узнали, что их освободили от солдат и от их потенциального вреда. Не говоря ни слова, обняв спящего Данте, Кейша и он обошли вокруг и осмотрели территорию, на которой их бросили.
Это было сухое, покрытое пылью место, хотя деревья давали достаточно тени и опавших листьев, чтобы приглушить этот эффект. Почти везде, куда ни глянь, виднелись следы жилья. Небольшие, наспех построенные хижины, некоторые без окон, некоторые с разбитыми стеклами. Палатки самых разных размеров, установленные, казалось, несколько недель или месяцев назад, со старыми диванами или стульями, разложенными у входа, с развешанными на деревьях над ними веревками с полотенцами и одеждой, оставленными сушиться, старой обувью, мешками с мусором и маленькими столиками, разбросанными повсюду. Ньют снова вспомнил первые дни Лабиринта и представил себе возвышающиеся каменные стены, нависшие где-то совсем рядом.
Некоторые жилища выглядели менее обжитыми, чем другие, а некоторые были явно заброшены или никогда не использовались. Ньют взял на руки Данте - парень был совершенно без сил после всех этих приключений и хаоса - и они втроем нашли небольшой домик, приютившийся между двумя большими дубами. Они стояли внутри, завершая "экскурсию", которая заняла не больше двадцати секунд. Все помещение состояло из одной комнаты — ни кухни, ни ванной, абсолютно пустое, без мебели и каких-либо вещей. Единственное окно, выходящее на восток (это можно было понять по положению закатного солнца), когда-то имело стекло. Теперь в раме торчали три грязных осколка, каждый размером с большой палец Ньюта.
— Идеально, — провозгласила Кейша, и каждый слог сочился сарказмом. — И ещё прекрасный сквознячок из раздолбанного окна. Да я и мечтать не могла о лучшем доме!
Ньют вдруг осознал, что похлопывает Данте по спине, словно младенца.
— Диванчик бы не помешал. И еды бы... — Вся ситуация была до абсурда нелепой, и они оба это понимали. Вот так вот, притворяются счастливым семейством, обустраиваются в новом "доме". Может, скоро соседи заглянут с тарелкой печенья и чертовым чайником.
— Я пойду осмотрюсь, — сказал Ньют, и только произнеся это, понял, что именно имел в виду. Но он больше не мог просто стоять здесь. Какими бы милыми они ни казались — это не его семья, и было бы глупо полностью связывать с ними свою судьбу. По крайней мере, пока. Ему нужно было разведать, что из себя представляет этот Дом шизов.
Кейша одарила его жестким взглядом.
— Даже не думай об этом.
— О чём?
— Бросить нас. Ты - наш единственный друг в этом мире. И, думаю, мы тебе нужны не меньше, чем ты нам. У нас буквально психи по соседству. Ты видел все эти обжитые места, пока мы искали этот домик. Не знаю, на вечеринке они или где, но они вернутся. Вероятно, с факелами и вилами.
Ее слова тронули его, стоило признать. Но при этом он чувствовал беспокойство, тревогу, словно что-то было не так. У него возникло необъяснимое внезапное желание накричать на нее, сказать, чтобы она оставила его в покое, что он может делать все, что захочет. Как ребенок. К счастью, он сдержался.
— Я просто хочу понять, что там снаружи, — сказал он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала оборонительная нотка. — Солнце почти село, но я быстро. Нам же нужно что-то есть. Когда Данте в последний раз ел?
Кейша испустила чудовищный вздох разочарования, подошла к стене, развернулась и, прислонившись спиной к тонкой перегородке, медленно сползла на пол. Она бережно уложила Данте себе на колени — мальчик продолжал спать так крепко, будто собрался проспать до самого Судного дня.
— Подожди до утра, — прошептала Кейша тише, чем он когда-либо слышал ее. — Я не... Жизнь и так достаточно тяжела, Ньют. Я не вынесу мысли, что придется сидеть здесь одной в темноте, дрожа от ужаса при каждом шорохе — кто-то подходит к двери, заглядывает в разбитое окно... Ломает эту хлипкую дверь. И все это — поверх страха за тебя, за то, во что ты ввязался там снаружи. Не делай так со мной. Я практически не знаю тебя, но вижу доброту в твоих глазах. Ты нам нужен. Называй меня мамой, бабушкой — мне все равно. Но ты нам нужен.
Ньют едва не затрясся от смятения. Смятение переросло в гнев, не имеющий смысла. Он закрыл глаза и заставил себя дышать. Этот чертов вирус, подумал он. Он никогда не узнает, где заканчивается паранойя и начинается реальное влияние вируса на его сознание. Но сейчас ему хотелось лишь одного — заорать во всё горло и бить себя в грудь, как бешеный горилла.