— Хорошо, Ньют, — наконец сказала Кейша, в ее словах была сила, которая заставила его почувствовать себя немного лучше. — Я отпущу тебя. Я позабочусь об этих детях и помогу своему брату собраться с мыслями. Мы отпустим тебя.
— Спасибо, — ответил Ньют, чувствуя себя глупо, но благодарный за то, что битва кончилась.
— Но я должна сказать последнюю вещь.
Ньют кивнул, радуясь мудрости и уверенности в ее глазах. Он мог бы уйти с этим ее взглядом, запечатлевшимся в его памяти до конца его короткой жизни, и быть счастливым, вспоминая его.
— И вот она, — продолжала она. — Кроме моих собственных детей, ты сделал больше, чтобы поднять меня в этом мире, чем любой другой человек. Я знаю, что прошло всего несколько дней, но ты... — Она сделала паузу, сглотнула. — Ты заклеймил меня, Ньют. Ты заклеймил меня, и я буду носить твое клеймо вечно. Даст Бог, я переживу этот вирус и дополню то, что твоя жизнь значила для этой нашей вселенной. Я люблю тебя, Ньют, и мои дети вырастут с любовью к тебе.
Он пытался ответить, но не мог. Но неохотные слезы наконец-то потекли из его глаз. Он надеялся, что они сказали то, что он не знал, как выразить словами.
Кейша взяла его за руку, тепло поцеловала, задержав губы на несколько секунд.
— Прощай, Ньют.
Это был единственный способ покончить с этим. Она собрала детей, легонько подтолкнула брата, и они вчетвером вышли из грузовика через дверь с той стороны. Когда она с грохотом закрылась, Ньют повернулся к передней части, включил передачу и поехал в непроглядную тьму.
Глава двадцать первая
Когда наступил рассвет, грузовик с шипением остановился. Ньют не имел ни малейшего представления о том, как работает грузовик, но эта чертова штука издавала странные звуки в течение нескольких часов, и когда она заглохла, он понял, что она заглохла навсегда. Некоторое время он ехал по огромной, широкой дороге, заполненной разбросанными автомобилями, большинство из которых стояли на обочине. Ему на ум пришло слово "автострада", и он решил, что именно так называлась эта огромная дорога в дни, предшествовавшие апокалипсису.
Он долго сидел там, внутри мертвого грузовика, наблюдая за восходом солнца над горизонтом Денвера. Большую часть ночи он ехал бесцельно, но когда нашел шоссе, то решил направиться в сторону города, освещенного достаточно хорошо, чтобы понять, что он там есть. Сейчас он представлял собой великолепное зрелище: его небоскребы выглядели совершенно новыми вдали, обрамленные растущим солнечным светом, и ему захотелось отправиться в прошлое, когда такие города правили Землей. И можно было входить и выходить, как заблагорассудится.
Счастлив. Вот как он себя чувствовал.
Он потерял свой рюкзак, и у него не было еды. Никаких вещей, кроме дневника, засунутого во внутренний карман и впивающегося в ногу. Вспышка проникала в его сознание, быстро ведя его к черте, а затем мимо неё. Его угнанный грузовик был мертв, ему некуда было идти и не с кем поговорить. Он никогда больше не увидит Томми или других своих друзей, и теперь он вспомнил о своей семье, которая вполне могла быть мертва. Он был один, совершенно один.
И все же счастье наполняло его грудь. В этом не было никакого смысла, и, вероятно, это был еще один признак надвигающегося безумия, но он с радостью принял его. Он сделал что-то хорошее. В глубине души он чувствовал, что у Кейши был иммунитет - она не проявляла явных признаков Вспышки, по крайней мере, рядом с ним. И хотя его роль была ничтожно мала, он помог ей вернуться к дочери и своему явно проблемному брату. Ньют заканчивал свою эпоху здравомыслия с позитивной, обнадеживающей искрой. И это делало его счастливым.
Он потянулся во внутренний карман брюк и достал дневник. Хотя ему следовало бы отдать его Кейше, чтобы в будущем он пригодился, он был благодарен, что мог сделать еще несколько записей. Не совсем готовый покинуть относительную безопасность грузовика, он открыл маленькую книжку, отцепил ручку и начал писать.
Может быть, когда-нибудь, где-то, каким-то образом, дневник будет найден и прочитан. И он хотел, чтобы потомки узнали, что он испытал счастье. Не только с Кейшей и ее семьей. Он знал друзей, делил с ними смех и приключения, чувствовал их любовь к себе и имел радость возвращать эту любовь. О чем еще может мечтать человек?
Иммунитет, еда, большой дом, мир, в котором не было апокалипсиса, район, наполненный всеми этими любимыми вещами? Да, это было бы лучше. Но все же.
Я действительно схожу с ума, подумал он и потряс себя улыбкой.
Зажав язык между губами, он склонился над дневником и написал все это и даже больше.