— Виктор обещал привезти новые пластинки, — говорила Лилия.
— У него есть все мексиканцы. Я так люблю мексиканские песни.
— А Юра не приедет. Он получил переэкзаменовку, и отец запер его в городской квартире.
— Интересно, какое сегодня море?
— Температура воды двадцать один градус по Цельсию, — это, конечно, сказал Эрик.
— Хорошо всегда жить у моря, — так говорила мечтательная Марта.
— Как я завидую Анике, что у нее такой дом у моря, — говорила Лилия.
Весь стол соглашался с Лилией. Мы дружно уничтожали завтрак и хвалили молодую хозяйку и ее дом.
— Иметь такой дом на берегу моря — это более чем замечательно, — говорил Борис Иванович.
— Я считала: от террасы до моря всего сто десять шагов.
— Дом среди сосен. Давайте назовем его так: «Среди сосен».
— Лучший пансионат на взморье.
— Аника, я тебе страшно завидую. Просто страшно. — Лилия подбегала к Анне, красиво изгибалась и нарочито звонко целовала ее в щеку. — Какая ты счастливая, Аника, что живешь в таком доме, — говорила Лилия, радостно кружась по террасе.
Анна смущенно улыбалась и молчала.
— Людям свойственно сожалеть о том, чего они лишены, — это говорил всезнающий Эрик. — Тем не менее существуют абсолютные ценности, признаваемые всеми без исключения, в том числе и этот дом, где мы живем. Остается решить вопрос: что более достойно похвалы — сам дом или его хозяева, — говоря это, Эрик многозначительно глядел на Анну: ему, наверное, казалось, что он умеет хорошо скрывать свои чувства.
Собирая тарелки со стола, Анна сдержанно отвечала:
— Я всю жизнь живу в этом доме, я уже привыкла к нему. Такой дом требует много забот. Все время приходится думать об этом.
Так начинался день.
Кто-то приезжал, кто-то прощался, кого-то собирались провожать, кого-то ждали — у молодежи были свои интересы, свои разговоры; они танцевали, пели, влюблялись и жили в доме среди сосен весело, бездумно. Я попробовал было разобраться в их сложных, но в то же время таких естественных и простых взаимоотношениях, но запутался еще больше, чем в именах, и бросил свою затею. Бесполезно было вмешиваться в такие дела.
Это прозрение пришло ко мне в тот день, когда я вдруг перестал узнавать Бориса Ивановича, серьезного инженера, автора многих проектов, примерного семьянина. Борис Иванович забыл свои болезни, помолодел, купил белые брюки и какие-то необыкновенные яркие купальные трусы из капрона, стал тонко завязывать галстук и влюбился в Лилию.
Ветер с моря давно уже перестал, и можно было лежать на песке где угодно, хоть у самой воды. Нужно было только найти свободное место на берегу и расстелить полотенце.
Теперь я лежал на песке один, а Борис Иванович прыгал и скакал по пляжу, играя в волейбол с молодежью. Он бегал за мячом, когда тот откатывался в сторону, и давал пасы только Лилии.
Лилия грациозно подымала руки, принимая мячи, и посылала в ответ Борису Ивановичу ослепительные улыбки. Затем ей надоедал волейбол, она выбегала из круга и, легко неся свое красивое, бронзовое тело, высоко вскидывая колени и вытягивая пальцы ног, вся в янтарных брызгах, с хохотом бежала по мелководью в море и падала грудью на волны. Борис Иванович как очумелый бросался за ней.
Спустя час-полтора после завтрака, управившись с домашними делами, на берег выходила Анна. Она шла в длинном тяжелом халате, останавливалась наверху, надевала большие темные очки и смотрела вдоль пляжа.
— Аника, иди к нам, — звали ее.
Она сбегала с дюн, на ходу расстегивала халат и продолжала свой бег в голубом купальном костюме, а халат падал позади нее на песок.
Тяжело дыша, из моря выходил Борис Иванович. Он опускался рядом со мной на корточки и брал мокрыми пальцами папиросу из моего портсигара.
— Анна была права; надо знать, когда приезжать сюда, — говорил Борис Иванович. — Почему мы не приехали на три недели позже. Только пошла хорошая погода, и уже скоро уезжать.
Я давно перестал узнавать Бориса Ивановича и молчал, не зная, что отвечать ему.
— Может быть, удастся продлить послеоперационный отпуск, — говорил он. — Я написал письмо на завод с просьбой. Как вы думаете, что мне ответят?
Он совсем потерял голову.
— Вы, наверное, считаете меня глупцом, да? — спрашивал он, заглядывая мне в лицо.
— Что вы! Разумеется, нет.
— Тогда старым ловеласом?
— Тем более. Отнюдь.
— Я и сам не знаю, что со мной. Я отлично чувствую себя, помолодел на десять лет, на душе весело, хочется петь.