— Не знаю, Василий Петрович, — торопливо ответил Никита. — Ты сюда меня завез, ты и решай.
— А, клоп! Выходи из машины. — И видя, что Никита не пошевелился, Василий свирепо закричал: — Выходи, говорю! Растворись в лесу. Сверток возьми. Беги к Зойке, веди с ней шашни.
— Не пойду, — упрямо ответил Никита. — Крути баранку направо.
Самосвал взревел и помчался вперед, разрезая огнями сосны. Километра через три под колесами затряслась булыжная мостовая, и Василий прибавил газу. Лес внезапно оборвался. Они помчались по полю, перекатываясь с ходу через снежные волны, которые нанес ветер поперек дороги.
Никита посмотрел назад. Там было темно. Над стеной леса висела луна. А впереди, под горой, уже виднелись огни машин, они сходились и расходились на автостраде.
Через пять минут они въехали на шоссе. Василий повернул в сторону от Москвы.
— Может, назад? — спросил Никита. — К дому поближе.
— Теперь вся Москва про нас знает. Нет, Москва теперь не для нас.
— Смотри, смотри! — воскликнул Никита, показывая на поле, которое они только что проехали. Там, вдалеке, только что вынырнул из леса одноглазый огонек мотоцикла.
— Гони, друг Вася! — крикнул Силаев, давая газ.
Самосвал со свистом понесся по шоссе. Они проехали километров двадцать, не разговаривая, не останавливаясь, минуя поселки, деревни, темные заводские корпуса. Наконец у опушки леса Василий заглушил мотор и откинулся на спинку сиденья.
— Я говорил — держись правой стороны, — улыбнулся Василий. — Наше счастье, Никита. Подведем итоги. Борис хоть и попался, не продаст. Жалко парня, не выдержал с нервами, а если и продаст, инспекторы нашу машину не видели, даже марки ее не знают. Одна улика — газетка эта, где она? — Василий взял у Никиты сверток и подбросил его на ладони. — Весомый! Мы сейчас эту улику разделим. И по карманам. Деньги не пахнут, а? Здорово мы все-таки выкрутились.
И они, возбужденно перебивая один другого, принялись вспоминать.
— А как ты фары зажег, ух...
— Да я случайно... А ты на развилке-то...
— И шел бы. Зачем обоим пропадать?
— А я как выстрел услышал... Хорошо еще, что мы в ту сторону стояли. В таком тоннеле не развернуться...
— Я только третью бочку поднял — и вижу: огонек прыгает.
— А бензин? — спросил вдруг Никита.
— Да, две бочки в кузове, — поморщился Василий. — И тут мы не в накладе. Деньги за них получены.
Самосвал медленно поехал по шоссе. Василий смотрел по сторонам, выбирая подходящее место. Впереди засверкали зеркальные пуговки указателя: «Дер. Аносово — 3 км». Василий подумал немного и свернул туда. Хорошо накатанная дорога поднималась в гору, воткнулась в густой ельник, сжалась, запетляла по нему. Проехали мимо полосатого шлагбаума. У небольшого моста через ручей Василий остановился и спрыгнул в сугроб. Через минуту он показался в свете фар, крикнул Никите:
— Давай за мной! Рано или поздно — кончать надо.
Никита повел машину за медленно идущим Василием. Колеса гулко пересчитали бревна мостика, дальше был некрутой съезд, прорубленный в сугробах. Самосвал с трудом пополз по заледенелой снежной дороге. Фары освещали лохматые ели, ветви цеплялись за самосвал и роняли снег. Машина вошла на взгорок, остановилась на развилке: одна дорога, занесенная снегом, круто спускалась к ручью, другая уходила вправо.
Василий влез в кабину.
— Здесь будем поворачивать оглобли.
— Что? Повезем обратно бочки?
— Бочки-то? Повезем, да. — Василий приободрился и положил руки на руль. Он въехал на правую дорогу, переключил рычаг и попятился по дороге, спускающейся к ручью. Задние колеса ушли вниз, кабина поднялась. Василий дал тормоза.
— Перерыв! — крикнул он, вытаскивая из-под сиденья бутылку водки. — Погрейся. Белая головка.
— И правда. — Никита хлебнул из горлышка большой глоток. От теплоты, быстро разлившейся по телу, у него закружилась голова. Он одобрительно подумал о Василии. Хозяйственный парень, все предусмотрел. Отчаянный только. Свернет себе шею на крутом повороте.
Василий долго сосал бутылку и опустил ее, когда на дне осталась самая малость. Он закрыл бутылку и убрал ее.
— Поедем потихоньку? — спросил Никита.
— Подготовку вот проделаю, — Василий некрасиво искривил рот и залился нехорошим смешком. — Я проделаю, а ты посчитай это и раздели, — он протянул Никите сверток. — Видишь, какое доверие тебе оказываю. Дели на три.
— На три? — переспросил Никита.
— Ты думал, Мурашев за красивые глаза машину дал? И путевку просто так подпишет?