— Что же вы предлагаете? — спрашивает главный. — Писать в центр докладную и просить скорректировать план на этот год?
— Помилуй боже! Меня наверху не поймут. Я молодой директор и тотчас выказываю слабость? Это не в моих принципах. Есть методы более тонкие...
Кого он теперь допрашивает? Кажется, тот был не такой толстый и волосом потемнее. Ну, конечно, это другой, вечно ты со мною споришь. Допрос допросом, а туман все гуще.
Кто же все-таки украл пятьсот тысяч? Тот или этот? Я уверена, что этот, уж больно прилизанный и вкрадчивый, так и лезет в душу.
Нет, Боря, сегодня мы все про них должны узнать. Если нынче не прояснится, я завтрашнюю серию смотреть не стану. Сколько можно играть на человеческих нервах!
Кто там появился? Новый персонаж! И делает сообщение государственной важности. Похититель не тот и не этот, и он знает, кто похитил пятьсот тысяч? Интересный поворот.
Новую загадку задали, напряжение растет.
Какой директор? Мой? Не приставай ко мне со своим директором, я хочу угадать похитителя.
Теперь следователь размышляет. Тут в самом деле задумаешься. Похитителей столько, что глаза разбегаются.
Опять ты со своим директором. Все очень просто. Первый разговор с главным был 18-го числа. Потом они снова заговорили на эту тему 25-го. К тому времени у нас уже набралось шестьдесят пять процентов, и главный хотел во что бы то ни стало выполнить месячный план.
— Мы задолжали народному хозяйству сто двадцать кранов, — говорил он, — это два миллиона. А наши краны ждут на стройках. Значит, по нашей милости где-то будут недостроены сто двадцать домов.
— А если вы дадите сто двадцать кранов, — возразил директор, — то полностью оголите завод и потом задолжаете еще больше и уже никогда не вылезете из прорыва. Это как раз тот случай, когда выгодное невыгодно, да что там говорить о таких высоких материях, как строительный кран. Я тут пытался разобраться с вашим цехом ширпотреба и понял, что цена скороварок явно завышена. Их можно было бы изготовлять и продавать значительно дешевле. Потребителю явная выгода. А заводу — нет. Если мы снизим цену на скороварки, не видать нам плана как своих ушей — все считается в рублях. Снова перед нами знакомый вариант, когда выгодное невыгодно.
— Тут вы правы, — сказал главный. — Планирование обладает еще многими несовершенствами. Показатель плана должен быть ведущим стимулом, а вместо этого...
— Расплачиваться приходится заводу, — подхватил Красилов. — Нам достанутся все шишки, у нас отнимут прогрессивку, у меня не будет директорского фонда. И потому я твердо решил: исполню то, что задумал. Вот мои расчеты. Если мы с умом попридержим план, у нас появится задел примерно на три дня, это десять процентов. Ноябрь только начнется, а у нас десять, а то и двенадцать процентов месячного плана в кармане. Разве это не заманчиво?
Но главный отработал на «Строймаше» двадцать пять лет, он болел за свой завод и никак не соглашался с директором, хотя и признавал его правоту.
— Кто же вам позволит остановить производство? — упорствовал главный.
— Помилуйте! Никто не собирается останавливать. Все будет идти своим чередом.
— Заявляю, я буду работать на план. Краны должны быть сданы вовремя.
— Ради бога. Но мой совет: займитесь заготовительными цехами, там наше будущее. И не волнуйтесь относительно срока: краны задержатся на полтора-два часа, не более того.
— Кто же будет вам помогать?
— Зачем мне помощники? В таких щекотливых делах помощников лучше не иметь. Один управлюсь. Я же старый спец по прорывам.
— В одиночку вы можете завалить план всего завода? Никогда не поверю.
Я слушала этот разговор и замирала: один против всех. И никого не боится. Вот это настоящий руководитель!
— Пари, — бухнул главный. — Ничего у вас не выйдет.
— Принимаю, — отвечал Красилов. — Коньяк. Бутылка или дюжина?
Смотри, Боря, а следователь-душка все размышляет, на улицу вышел, в парк пришел и все думает: как ему вора найти?
Ты спрашиваешь, на чьей я стороне? На стороне следователя, разумеется. Ах, ты про моего шефа, так бы и сказал. Тут я определенно на его стороне. Я патриот своего завода, можешь не упрекать. Но ведь и Красилов не для своей выгоды шел на эту операцию.
Как сделал, спрашиваешь? О, это стоило видеть своими глазами. Настало 30-е число, последний день месяца. Без трех минут девять он появился в приемной, как всегда подтянутый, уверенный в себе и окружающем мире.