- Как это ты им боль снимаешь?
Лене пожала плечами и поковыряла босой ногой землю. Она сорвала травинку, зажав ее между пальцами ноги.
- Не знаю... - с неохотой сказала она и на всякий случай сжалась, ожидая наказания, но Магда лишь сурово ей приказала:
- Никогда и никому не говори об этом, слышишь?
- И тебе?
- И мне. Знать ничего не хочу об этом! Слава Господу, твои родители ничего не замечают, даже если у них под носом вдруг окажется пропасть. Но недобрых глаз в деревне много, это тебе ясно?
Она взяла ее за плечо и тряхнула, словно девчонка так могла понять всю сложность их бытия. Лене кивнула, но взгляд ее затуманился, и про себя Магда опять взмолилась, чтобы беда миновала их дом.
И вот теперь к ним является инквизитор, у которого наверняка много верных слуг, готовых шепнуть о странном, и что может быть хуже, чем девочка, которая лечит наложением рук, внучка признанной ведьмы и дочь кузнеца, седьмая дочь, если считать и тех детей, которых пришлось похоронить ее сыну. Лене сжалась, когда Магда властно потрепала ее по голове.
- Это плохо, - повторила она. - Но мы с Гансом переживали и не такое. Будем жить как жили, а если мне придется отправиться на допрос, так что ж... Не в первый раз.
"Вас бы сохранить", - неслышно повисло в воздухе, и матушка опасно всхлипнула.
- Черт знает, что такое, - пробормотал дед, швырнув свой плащ в сторону, как только зашел в дом. Он был недоволен и раздосадован после обычной поездки в город и лишь кивнул Матильде, которая по обыкновению встречала его у дверей.
- Вина! - крикнул он слуге. - У меня пересохло в горле! Растопить очаг, подать мне мое кресло и трубку! Хотя нет, трубки не надо. Через час подай ужин.
После визита той старухи он почему-то бросил курить, и в усадьбе появились другие запахи, которых Матильда раньше не замечала: затхлости и старых вещей. У барона изменились и иные привычки: он стал вставать и ложиться в разное время и прекратил заниматься с внучкой фехтованием, оставив ей только неподвижное тряпичное чучело, на котором она должна была отрабатывать удары палкой, да полосу в зале для отработки движений. Заниматься одной было скучно, и она впервые жалела о том, что у нее не было брата или сестры.
- Я привез тебе подарок, Матильда, - заговорщически сказал старый барон, но его тон был таким отстраненным, что стало ясно, он вспомнил о подарке лишь случайно и не особо выбирал, что купить. До последнего Матильда надеялась, что он привез ей кинжал или собственную шпагу, но барон достал пухлый сверток, в котором лежало что-то мягкое. - Можешь развернуть его.
Она быстро разорвала веревку, помогая себе зубами, и развернула плотную серую ткань. Под ней оказалось что-то блестящее, мягкое, нежно-голубое, и край шелковой ткани упал к ее ногам.
- Что это? - спросила Матильда упавшим голосом.
- Я вспомнил, что у тебя осталось лишь одно платье и подумал, что ты уже достаточно выросла, чтобы получить новое.
- Но его все равно никто здесь не сможет сшить! - воскликнула она и прикусила язык, чтобы не получить за дерзость.
- Я выписал и портного, которого привезут завтра. И учителя танцев, который сделает так, чтоб ты прекратила горбиться и топать, когда ходишь, - строго сказал барон. - И еще вот. Это тоже тебе.
Матильда похолодела. Она ошиблась и приняла его тон за равнодушие, но это было не так, наоборот, дед слишком сильно задумался о ее будущем. Он вручил ей корзинку, из которой сильно пахло чем-то сладким; Матильда засунула в нее нос и немедленно расчихалась до слез.
- Но-но, не так быстро! Можешь унести ее к себе в комнату и посмотреть, что там... Ткань оставь здесь. Я пока намереваюсь отдохнуть. И, кстати, что надо сделать?
- Благодарю вас, дедушка, - пролепетала она, обуреваемая смешанными чувствами. Барон фон Ринген строго глядел на нее, и Матильда опомнилась, что забыла сделать книксен, которому он безуспешно учил ее в последние дни. Она приподняла пальцами уголки воображаемого платья и присела. Дед довольно кивнул, погладил ее по голове и сел перед очагом в скрипнувшее кресло.
В корзинке лежали две коробочки (одна маленькая и одна большая) и стеклянный флакончик, перевязанный шелковой лентой. Матильда поглядела на него с подозрением, принюхиваясь к резкому цветочному запаху, который он источал, и взялась открывать коробки. С первой она промучилась минут пять, пока случайно не нажала на что-то сбоку, и крышка легко упала ей на колени, испачкав бриджи чем-то белым. В жестянке лежала белая мазь, и Матильда сначала понюхала ее, а потом попробовала на вкус и долго отплевывалась от отвратительного металлического привкуса на языке. Во второй коробочке оказались краски всех оттенков красного и целый набор кистей, мягких, как беличья шкурка. Матильда пощекотала себе руку одной из них, но так и не поняла зачем дед купил их, поэтому отложила в сторону.
Флакончик она крутила дольше всего, стараясь понять, что в нем. Когда ей удалось отвинтить пробку, часть дурнопахнущей воды вылилась ей на рубашку, и она расчихалась и чихала так долго и так громко, что снизу к ней поднялся барон.
- Рассматриваешь подарки? - добродушно осведомился он, отхлебывая из старого кубка, словно не видел беспорядка вокруг Матильды.
- Да, дедушка, - она вытерла нос ладонью, и барон фон Ринген нахмурился. - Только понять не могу, зачем это. Вы хотите, чтобы я занималась... живописью?
Дед засмеялся, неожиданно помолодев лет на десять, и Матильда почувствовала себя уязвленной и глупенькой.
- Подумать только, - сказал он, когда отсмеялся, - ты так искренна и наивна, что я даже горжусь твоим воспитанием. Нет, это не для того, чтобы мазать картины, девочка моя. Люди красят этим лицо.
- Лицо-о-о? - она так удивилась, что чуть было опять не опрокинула флакон. - Зачем?!
- Ну, моя дорогая, это очень просто. Краска сглаживает кожу... Но, чтобы не быть похожей на мертвеца, тебе нужно подкрасить алым здесь и здесь, - он показал на свои щеки и губы. - Я думал использовать это сам, но тебе это нужней.
Матильда неуверенно дотронулась до маленьких шрамиков на щеке.
- Я не представляю вас с этим на лице.
- По правде, мне надо было купить еще и парик для себя, из тех, что сейчас носят...Такие кудрявые, до середины спины, - с каждым словом барона Матильде казалось, что дед сошел с ума. - Нас, знать, судят по лицу и одежде.
- Но кто нас будет судить в лесу, дедушка?
Барон сморщился.
- Твои вопросы... - с неодобрением проворчал он и вздохнул, прежде чем неуверенно сказать ей следующее: - Видишь ли, мое сокровище, нам стоит в скором времени ждать гостей. И ты должна выглядеть, как обычная милая девочка, послушная и набожная, понимаешь?
Матильда кивнула, но затем покачала головой. Известие о гостях ее ошарашило чуть ли не больше, чем странные подарки, и она все еще думала, что с дедушкой что-то не так.
- И что мне придется делать? - спросила она, стараясь говорить ровно и не выдать своих опасений.
- Слушаться меня, - старый барон загнул палец, - носить платье, не бегать с дикими криками по дому, говорить тихо, смотреть в пол, делать вид, что тебя не интересуют никакие дикие звери и никакая охота... Матильда! Ты меня слышишь?
- Может быть, мне лучше притвориться мальчиком? - безнадежно спросила Матильда. - Я не хочу красить себе лицо этим.
- Делать это нормально и очень пользительно, - проворчал барон, хотя на его лице читалось откровенное сомнение. - На твоем месте я бы порадовался, Матильда.
- Неужели вы с бабушкой раскрашивали друг друга в белый цвет?
- Не совсем, - после долгих колебаний признался старый барон. - Мы жили в иное время, радость моя. Да и не было у нас ничего с твоей бабушкой, кроме вше... вещей, что на себе. Когда я взял ее в жены, - пояснил он. - А у тебя есть все, о чем только может мечтать девочка. Поэтому хочешь или не хочешь, а тебе придется сделать так, как я скажу.