Альбер широким шагом пересек комнату. Ожидавший в коридоре судья пробормотал:
— Теперь я не смогу запереть дверь. Его сын пожал плечами и, не обращая ни на кого внимания, стал спускаться вниз; Мегрэ шел следом.
— Межа!
— Да, шеф?
— Присмотри-ка за домом. Снаружи.
Мегрэ снял с вешалки пальто, взял шляпу. Еще не рассвело, но в гавани было уже оживленно, отовсюду слышались голоса и шум.
— Вы мне давеча не ответили. Вы знаете, кто это?
Мегрэ прошел мимо подстерегавшего его маленького таможенника, к замешательству последнего сделав вид, что никого не замечает. Что же до Альбера, этот не спешил открывать рот. Чудной парень!
— Я могу отправляться за мидиями? Или вы собираетесь меня арестовать?
— Ступайте к вашим мидиям. Вот только скажите: кто этот человек, чьи следы вы нашли в комнате сестры?
Тут Альбер вдруг остановился и положил руку на плечо Мегрэ. Они стояли у самого берега. Вода быстро отступала, обнажая коричневатую вздувшуюся тину. Мужчины и женщины в коротких штанах и резиновых сапогах грузили пустые корзины в плоскодонные лодки, приводимые в движение шестами.
— Человек? Стойте-ка… Вот он.
Парень, такой же высокий и сильный, как Альбер, и так же, как он, одетый, помог старухе влезть в лодку и разом отвалил от берега.
— Его звать Эро, Марсель Эро, — с этими словами Альбер толкнул двери сарая и вынес из него стопку корзин.
Когда Мегрэ вернулся, служанка гостиницы «Порт» уже встала и мыла в зале пол.
— Где это вы пропадали? — удивилась она. — Вы что, совсем не спали?
Он уселся у печки и заказал кофе, хлеб, колбасу, сыр. И только устроившись как следует на скамье, спросил за едой:
— Вы знаете некоего Эро?
— Марселя? — выпалила она, и комиссар посмотрел на нее внимательнее.
— Да, Марселя Эро.
— Это здешний парень. А почему вы спрашиваете? Мегрэ все равно не удалось бы убедить ее, что парень ему безразличен.
— Он сборщик мидий? Женат?
— Нет, что вы!
— Помолвлен?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Просто так… Мне показалось, что он крутится вокруг дочери судьи.
— Не правда! — процедила она сквозь зубы. — Может, на нее и другие охотники есть. А крутиться да любезничать им вовсе ни к чему, потому как, если уж хотите знать, эта девица, она… она… — служанка попыталась подобрать словцо покрепче, но в результате выпалила слабенькое:
— не бог весть что! Это всем известно. А если ее братец и дальше станет лупцевать всех мужчин, которых застанет у ней в комнате…
— И много таких?
— Да кому не лень! А когда она сбежала в Пуатье, ее отыскали там в таком виде, что не приведи бог! Если вас пытались убедить, что она с Марселем…
— Вы не добавите мне малость кофе? Еще вопрос: человек, приехавший во вторник на автобусе… Когда это было?
— Он приехал автобусом, который приходит в половине пятого.
— Ушел сразу же?
— Сказал, что вернется обедать, и пошел в сторону моста, куда точно — не знаю: было уже темно.
— Если вам покажут фотографию, узнаете его?
— Пожалуй…
— Ладно! Я пошел спать.
Она изумленно посмотрела на постояльца.
— Значит, так. Сейчас шесть. Разбудите меня в восемь утра и принесите очень крепкий кофе. На вас можно рассчитывать? Вы на меня не сердитесь из-за Марселя?
— А мое какое дело?
Спал он крепко. Это было его большое достоинство — умение спать в любом месте и в любое время, мгновенно забывая все свои заботы. Когда служанка, которую звали Тереза, разбудила Мегрэ, держа в руках чашку дымящегося кофе, его ждал приятный сюрприз. Вокруг все изменилось. В окно светило солнце. Комнату наполнял веселый шум, складывавшийся из множества разных звуков.
— Принесите-ка мне, пожалуйста, кусок мыла, детка. И купите где-нибудь поблизости безопасную бритву и помазок.
В ожидании служанки комиссар облокотился на подоконник, глотая холодный вкусный воздух, словно ключевую воду. Вон бухта, показавшаяся ему ночью черной и вязкой. Вон дом судьи. Сараи на берегу. Все вызывало у него восторженное удивление. Сараи, к примеру, были светлые — белые, голубые, зеленые; дом судьи — весь белый, крытый нежно-розовой черепицей. Это был действительно старый дом, который на протяжении веков неоднократно перестраивался. У окна чулана для фруктов Мегрэ с удивлением заметил довольно широкий балкон с перилами; на каждом его углу стояла огромная фаянсовая ваза. По ту сторону сада — небольшой, на две комнаты, белый домик, палисадник за забором, прислоненная к яблоне лестница. На пороге домика кто-то стоит и смотрит в сторону Мегрэ: белый чепец, руки сложены на животе — быть может, Дидина?
Сборщики мидий уже вернулись. Два-три десятка необычных плоскодонок, по-местному — аконов, выстроились у пристани, на большие рычащие грузовики грузили корзины с голубоватыми мидиями.
— Я нашла только рекламную бритву за три с половиной франка, но продавец уверяет, что…
Рекламная — так рекламная! Спать Мегрэ уже не хотелось. Он чувстововал себя свежим, словно провел всю ночь у себя в постели. Может быть, глоток белого перед уходом? Почему бы и нет?
— Почистить ваши ботинки?