Она лежала, вытянувшись во весь рост на чём-то мягком; воздух словно застыл вокруг, оцепенев мёртвой тишиной, и страшно чесался нос. Дав мозгу время усвоить первые впечатления, Элиза попробовала приподнять руку, но та казалась налитой свинцом. Нос чесался всё сильнее, из глаз готовы были хлынуть слезы.
– Поросячьи хвостики! – женщина оглушительно чихнула. И открыла глаза.
Она лежала на кровати в гостевой спальне – очень милой комнате, оформленной в серебристо-голубых тонах. Как она тут очутилась? Вроде бы день начинался для неё в гостиной возле камина – а потом всё, провал в памяти длиной в… Элиза мельком глянула на стенные часы. Так, замечательно. Девяносто минут как корова языком слизала. Что с ней происходило в это время? В начале вечера в одной комнате с ней находился Омар Лалие. Однако – Лиз оглядела себя – судя по тому, что вся её одежда в прежнем порядке, он не воспользовался её неожиданной сонливостью.
Спустив ноги, Элиза с трудом сползла с кровати. Колени отчего-то подгибались, будто за полтора часа она успела пробежать марафон до окраины Парижа и обратно. Не устояв, Элиза мягко опустилась на пол. «Поросячьи хвостики», как называла щекотку Мелисса Линтрем, её мать, были чиханием выброшены из носа, но приземлились на руку и озорничали теперь там. Кожа на сгибе правой руки зудела и чесалась, словно её укусило какое-то насекомое. Элиза рассеянно потрогала ногтём вспухшее красноватое пятнышко, напомнившее ей укус. Странные насекомые кусаются в марте… А ещё интересно, куда подевался этот мерзавец, этот так называемый муж?
Белая вспышка полыхнула под сомкнутыми веками Элизы, будто взорвалась ярко горевшая в комнате газовая лампа, заставив женщину охнуть и привалиться спиной к кровати, неловко подогнув ноги под себя. В самом центре вспышки возникла картинка, всё увеличивающаяся, словно оператор задался целью с помощью наезда снять крупный план. Светловолосые обнажённые женщина и мужчина лежат, обнявшись, в ворохе простыней, в переплетении рук и ног не разобрать, кому принадлежит какая конечность. Любовники явно утомлены, но лица их светятся разделённым наслаждением и счастьем. Женщина улыбается, потягивается в истоме, глядя на Лиз зеркальным отражением. Любовник-блондин, обладатель хорошо развитого загорелого тела, кладёт руку ей на грудь…
– Мадам! – пронзительный вскрик совсем рядом прогнал наваждение. Элиза поморгала. Что это было: давнее воспоминание или обман, проделки дьявола? Когда это происходило с ней и почему вспомнилось именно сейчас? Щекочущий голосок в голове нашёптывал, что всё это не случайно.
– Мадам Алис! – Белль тянула Лиз за руку вверх, пытаясь заставить её подняться. – Как вы себя чувствуете?
Элиза не смогла признаться, что чувствует себя полной дурой. Она до сих пор явственно ощущала маленькие пальчики, копошащиеся в её голове.
– Белль… – голос прозвучал хрипло, Элиза кашлянула, с усилием сглотнула и попробовала ещё раз. – Белль, ты не знаешь, как я здесь оказалась?
Опытная горничная не выдала своего удивления даже движением бровей.
– Вы пришли, мадам. Поднялись по лестнице из гостиной и сразу, не раздеваясь, легли. Я попробовала уговорить вас снять платье, но вы так глянули на меня… – горничная поёжилась.
– Как глянула, Белль? – настаивала Элиза. – Я спрашиваю не из глупого любопытства. Последнее, что я помню – рука мужа держит меня за плечо. А потом я уже здесь.
– Ваш взгляд, мадам Алис… ваши глаза были совершенно пустыми… и будто мёртвые…
– Белль! – Элиза сделала попытку упасть на колени перед своей горничной. – Мне совершенно необходимо твоё любопытство!
– Мадам?
– Пожалуйста, скажи, что ты слышала хоть что-нибудь из нашего разговора с Омаром!
Белль Эжен замялась.
– Из меня неважный помощник, мадам. Я слышала голоса, точнее, голос из гостиной около часа назад. Голос мсье Лалие. Но я не знаю, был ли он один или вы находились там же. Возможно, он говорил сам с собой. Так тихо, вкрадчиво, но очень властно… Была, впрочем, одна странность…
– Да? – вскинулась Элиза, готовая ухватиться за любую мелочь.