– Если я узнаю, что ты причинил хоть малейший вред Франсуа-Рэймону, можешь попрощаться со мной, с ребёнком – да и с жизнью вообще. Ты меня понял?
Омар Лалие только заторможенно кивнул; его голова ещё не работала настолько хорошо, чтобы начать изобретать обходные пути.
Глава 39
С некоторого времени клиенты известного в столице магнетизёра Франсуа-Рэймона Дюма обнаружили за эскулапом новую привычку. Доктор мог подолгу стоять возле окна и, подняв повыше занавеску, смотреть на улицу, словно поджидая кого-то. Его ассистентка не раз заставала кудесника в этой позе – руки сложены буквой Г на груди, правая ладонь подпирает подбородок – и задумчивый, отрешённый взгляд.
На деликатные расспросы Жаклин Денуа Франсуа-Рэймон поначалу отделывался шутками, но с каждым уходящим днём он грустнел всё больше и всё чаще молчал. Окончательно напугал Жаклин внезапно пробудившийся в докторе интерес к светской хронике. Жаклин, уже давно нацелившаяся занять должность мадам Дюма, внутренне холодела, видя кипы «жёлтой прессы» на столе доктора по утрам. Что он там выискивал, в этих газетах, для неё оставалось загадкой. Благодаря мерам предосторожности, обеспеченным до этого Белль Эжен, медсестра ни разу не столкнулась с таинственной светловолосой дамой под вуалью, посещавшей кабинет доктора Дюма.
А Франсуа-Рэймон всё рылся в газетах, бормоча вполголоса:
– Ну где же она? Почему о ней ничего не напишут? Почему она ни разу не сообщила… – так что причин для ревности у Жаклин Денуа было предостаточно.
Всё началось днём, в яркий полдень, когда Франсуа-Рэймон Дюма по своему обыкновению стоял у окна, словно ожидал появления этой таинственной женщины, про которую говорил «она».
Мрачный, чёрного цвета экипаж, запряженный лошадьми, достойными короля, с вычурными плюмажами, позолотой на упряжи, промчался по улице в окружении четырёх верховых с саблями наголо. Из соседних домов тут же высыпали праздные зеваки. Почувствовав необычное, Жаклин подошла сзади к доктору и вытянула шею, стараясь через его плечо разглядеть происходящее на улице. А увидев, ахнула от изумления. Экипаж уже остановился, королевский, не менее, эскорт спешился, а слуга в золочёной ливрее стоял у дверцы кареты, открыв её и при этом согнувшись до земли. Жаклин ещё немного прищурилась… и верно, на землю слуга постелил небольшой ковёр. Их почтил визитом Его Высочество?
Из кареты показались белые одежды, а вовсе не ноги в современных чулках. Гаркнув приветствие, стражники отдали честь саблями наголо. Король, поняла Жаклин, и вправду король. Да только не французский.
Возле кареты стоял высокий, представительный господин. Белые одежды ниспадают до земли, а голову скрывает платок, закреплённый жгутом. На всех пальцах бедуинского короля переливались драгоценные камни.
– Святая Мария! – потрясённо прошептала Жаклин.
Доктор Дюма стоял как каменный, не реагируя ни на бедуина, ни на Жаклин; но медицинская сестра с удивлением слышала его учащённое дыхание и различала мелкие капельки пота, выступившие на лбу.
– Что происходит, Франсуа? Вы знаете?
– Это он, – пробормотал доктор. – Это он…
Ну вот, не хватало загадочной «её», теперь в пару и «он» появился!
Шейх, так выделявшийся среди толпы своим нарядом и властной уверенностью манер, ясно говорившей о том, что именно он является работодателем остальных, и работодателем богатым, выступил вперёд. Всего лишь поманил пальцем – и двое последовали за ним, заглядывая в лицо хозяина в страхе пропустить очередные указания.
В прихожей глухо стукнул дверной молоток. Жаклин Денуа подскочила на месте, направилась встретить посетителей, но была остановлена холодными, будто лёд, пальцами Франсуа-Рэймона на своём плече.
– Не открывайте им, не надо, – засипел врач.
– Чего? – изумилась Жаклин, забывая про усвоенный парижский выговор. – Почему это? Он, наверное, хочет проконсультироваться…
– Он всё узнал и хочет убить меня! – твердил доктор.
Подавив готовое вырваться предложение Франсуа-Рэймону обратиться к его собственным коллегам, мадемуазель Денуа начала спускаться по лестнице.
Омар Лалие стоял перед закрытой дверью, со всех сторон окружённый телохранителями, не испытывая ни малейшего волнения. Пусть Дюма беспокоится о причинах, побудивших приехать сюда мужа его бывшей пациентки. На то, чтобы установить личность доктора, у Мариса ушло пятнадцать минут. Почему он приехал? Дюма сделал столько хорошего его жене – за добро надо платить.