По дороге, едва поднимая колени, прошаркал старик-односельчанин. Элиза не помнила его имени, вот и не стала называть себя.
– Желаю здоровья, дедушка. Не помочь ли чем?
Старик подозрительно осмотрел её европейскую одежду.
– А чем ты можешь помочь, дочка? Силы мне и добрый боженька уж не вернёт. Чья же ты будешь?
– Я… я проведать приехала разных людей, – Элиза подстроилась под вялую походку старика. Лошадь она, ослабив подпругу, вела под уздцы.
– Вы же знаете, наверное, семью Вергилиуса Линтрема?
Старик нахмурился.
– Лавочника, что ли? Его уж, почитай, лет десять как земля прибрала.
– Я знаю, – Лиз рассматривала пыль под ногами. – Но ведь большая семья осталась…
– Э-э, девонька, почитай, уж никого и нет!
– Как это? – губы женщины помертвели, шёпот получился невнятным. Старик не заметил её состояния.
– Ну разве что сын евонный, кузнец Георг. Вот он обзавёлся своим хозяйством, жинка такая ладная да складная, ребятишек трое.
– А сёстры его и мать?
– Старуха-то, почитай, уж год как померла…
У Элизы ещё хватило времени сравнить возраст рассказчика с годами Мелиссы, она была лет на двадцать моложе, и тут осознание новости ударило её обухом топора.
– Как? – женщина осела на дорогу, поводья выскользнули из слабых рук. – Не может быть… мама…
Дед сощурился, разглядывая Элизу. Помогать он не спешил. Наконец удовлетворённо сплюнул пережёванную травинку.
– А и правда, ты – Лизка, третья их. Узнал тебя дедушка… Приоделась, смотрю, личико гладкое, похорошела. Небось богатеньких в стольном граде обслуживала?
Мерзок оказался односельчанин и недобр. Или не вспомнил, как Марис Стронберг за ней ухлёстывал, или поверить нельзя было, что хозяйский сынок всё ж женится на ней. Марис и вправду мог этого не делать, запоздало поняла Лиз. Власти над нею и физической силы у него хватало, чтобы получить её без всяких обязательств. Вдруг, действительно… любил? Мама!
Не заботясь о судьбе лошади – а ведь гадкий старик мог увести кобылку на свой двор, Элиза побежала к когда-то родному дому. Выглядел домишко неважно, крыша почти провалилась в одном месте, забор едва стоит… Элиза не хотела знать заранее, что случилось с его обитателями.
– Есть кто живой? Девочки! Девочки!
Худенькая фигурка в горе обносков – одна рванина поверх другой – сгорбилась над слабо тлеющим очагом, отчаянно дуя на красноватые угли, пыталась возродить пламя.
– Мирабела! – Элиза бросилась к сестре. Та отшатнулась.
– Лиза… да что это… неужели живая?
В крохотном треугольном личике, в голосе сестры была безнадёжность. Смерти, потери – всё уже было в её тринадцать лет.
– Мирабела… – спокойнее повторила Лиз, стараясь ещё более не напугать сестру. – Ох, бедная моя! Где Нонна, Марсела, Селена? Про маму я знаю уже…
Слёзы капнули на угли. А маленькая Мирабела смотрела сухими глазами, свои слёзы она, похоже, уже выплакала. Девочка села в какие-то тряпки, прямо на пол.
– Да, мама… Когда ты уехала, всё стало не так. Мама говорила, что тебе будет лучше. Правда было, Лиза?
Сестра только усмехнулась.
– Я не голодала.
Для Мирабелы это было признаком благополучия.
– Тогда хорошо. Через неделю приехали за Ренатой. Какой-то господин пошептался с мамой, денег ей дал, она велела Ренате собираться, а нам ничего не сказала. Селена потом сказала, что, наверное, ему маленькие девочки нравятся, и Рената не вернётся назад…
Элиза до боли сжала губы. Она не знала, кто из слуг Хусейна Лалие забрал для неё малышку сестру в качестве живой игрушки, только память об этом покорёжила души младших сестёр. Посланник оставил после себя дурной след.
– У Ренаты всё хорошо, она со мной живёт… жила, пока не поступила в школу.
– Школу? – глаза Мирабелы расширились. В голосе прозвучало неверие и зависть. – Она, что, учится?
Элиза впилась зубами в верхнюю губу, чтобы не расплакаться. То, что она считала естественным для человека, её младшей сестре казалось роскошью.
– Но послушай, маленькая… ведь Селена же занималась с вами…
Мирабела вздохнула с недетской горечью.
– Селена уехала в город. Сказала, что будет работать и сама выкует свою судьбу.
По торжественности тона Лиз поняла, что фраза Селены.
– Давно?
– Еще до того, как Лин потерялась.
Похоже, именно об этом писала сыну Лаймен Стронберг. Тему Линеты начинать было жутковато.
– Что произошло с Лин?
– Она с ума сошла, – просто пояснила девочка. – Сидела всё на крыльце, сидела… бормотала, что Раймонд вот-вот её заберёт да они поженятся. Потом начала говорить, что он уже её муж… а однажды решила, что он её ждёт в лесу, ей надо идти к нему. Маме было совсем плохо, старших никого, вот мы и не уследили, как Линета сбежала.