Низель движением руки и мягкой улыбкой остановила её.
– Моя милая девочка, Аллах принимает всех, даже самых последних грешников, когда они приходят к нему с открытым сердцем. И не имеет значения, где и кем ты был рождён. Я приняла мусульманство, когда вышла замуж за Хусейна. Было 6ы неплохо, если бы ты тоже сделала это.
Лиз усмехнулась.
– Я замуж за Хусейна не собираюсь! – дерзко заявила она.
– И не надо, – серьёзно взглянула на собеседницу Низель. – Ты – наречённая Омара.
Лиз огляделась по сторонам, нагнулась поближе и жестом попросила Низель сделать то же самое. Их головы почти соприкасались, когда Лиз зашептала.
– Низель, я открою вам тайну. Большую тайну, и только вам. Я его ненавижу.
– Омара? – испуганно переспросила Низель. – Но… почему? – понять чувство ненависти, испытываемое вместо положенной благодарности, она была не в состоянии. Лиз отвернулась с ожесточенным видом.
– Он меня обманул, – и больше она не отвечала ни на какие расспросы.
При помощи Низель она поднялась в свою комнату, сняла с плеч мех, укрывавший её на улице от порывов холодного ветра, и в мрачном молчании забралась в постель. Сочувствие второй супруги Хусейна к больной девушке не помешало Низель выполнить распоряжение сына своего господина и выставить у дверей спальни Элизы двух крепких мужчин. Она предпочитала называть их по европейской привычке телохранителями. Им надлежало хранить тело Элизы Линтрем от последствий её безумных выходок.
Глава 18
Молодая женщина с распущенными волосами, сияющими, как у богини любви, одетая в вышитый халат из настоящего китайского шёлка, сидела в кресле и покачивала ногой, на пальцах которой опасно повисла туфля той же расцветки.
– Ты напрасно считаешь, Стронберг, что мне это не под силу. Нет ничего проще, чем справиться с тобой.
Мужчина, опершийся на каминную полку, снисходительно ей улыбался.
– Да, ты быстро учишься быть ведьмой, любовь моя. Но своей цели ты не добьёшься – я тебя не отпущу.
– Почему? – негодующе взметнулась Элиза. – Объясни, зачем я тебе – бесполезное, ничего не умеющее существо, покрытое шрамами?
– А чем тебе не понравились мои швы? – Марис обиделся. – Ну да, работа не филигранная, но и условия были какие, вспомни сама!
Элиза нетерпеливо взмахнула рукой.
– Я говорю не о том, красиво или уродливо ты меня заштопал, а о том, что я стала непривлекательной…
– Для кого как, – склонив голову набок, Марис искренне развлекался. – Только вот я понять не могу: это страх искалеченной женщины перед будущим или снова попытка прогнать меня? Так я не уйду, Элизабетта. Не трать силы напрасно.
– Я знаю! – Лиз зарычала от ярости. – Но что мне сделать, чтобы…
– Я не уйду, Элизабетта.
– Мне не нужна твоя жалость!
– Моё что? – Марис нахмурился. – Жалость? Глупая женщина, если бы я испытывал к тебе жалость, ты провела 6ы на опиуме весь период выздоровления.
Он пересёк комнату, опустился перед сидящей девушкой на колени, ухватил пальцами за подбородок, заставляя смотреть прямо себе в глаза.
– Ты и тогда думала, что это была жалость, когда вопила от боли, проклиная меня?
Лиз попыталась вырваться.
– Ты не мог этого слышать!
– Мог, мог, – теперь Марис не сжимал больно, а нежно ласкал её подбородок. – Мог, потому что я настроен с тобой на одну волну. Я даже чувствовал твою боль, как свою. А это уже не жалость, это любовь.
Лиз Линтрем снова раскрыла рот.
– Я не…
– О да! – Марис грубо расхохотался, прервав её. – Это твоя любимая игра – «я не хочу, я запрещаю». Притворство. Посмотри в свою душу и увидь это. Помнишь ли ты ещё, что такое бедность дома Мелиссы, Лиз? Помнишь, как вы носили вёдрами воду из родника и кое-как питались? Помнишь работу в поле с рассвета до темноты, под палящим солнцем? Помнишь…
– Уходи, – лицо Лиз казалось вмиг постаревшим. – Тебе всё ещё кажется, что материальным благополучием можно купить любую женщину. Да, в моей прежней жизни было мало удобств. Но если сейчас ты положишь передо мной мою старую одежду, я отдам тебе весь этот шёлк и не заплачу. Не веришь мне? Сделай это, и мы посмотрим, кто победит.
В тёмных глазах Мариса отражалась задумчивость, он тщательно взвешивал все «за» и «против». Был ли он уверен в своей правоте настолько, чтобы поступить так, как просила она?
– Хорошо, – он согласился. – Рейхан подберёт что-нибудь для тебя. Возможно, грубая ткань будет неприятна твоей коже, но такую одежду носят все твои сёстры и мать, и женщины из деревни. Тебе придётся идти пешком, хотя это далеко, но у твоих сородичей нет лошадей. И погода, конечно, холодная. Однако крестьяне не в состоянии покупать меха или шубы.