– Разожги жарче огонь, Керим, – Хусейн Лалие мельком глянул на скорчившегося у дверей слугу. – День сегодня холодный, наверное, будет снег.
Худощавый, невысокого роста Керим опрометью бросился к брускам дерева, сложенным у решётки камина.
– Опять холодно, эфенди, – ворчливо пожаловался он. – В этой стране всегда холодно, всегда белый снег. Зачем только господину Омару потребовалось…
– Замолчи, Керим, – без всякой злости остановил его хозяин. Слуга и сам был готов уже провалиться сквозь землю: как только он, рождённый вором, осмелился обсуждать побуждения своего господина? Лишь более двадцати лет службы Лалие оправдывали его.
– А что, Керим, – снова заговорил Хусейн, поворачивая расстроенное лицо к окну, – Омар снова грустит? Не пристало воину так тосковать из-за женщины.
Омар Лалие действительно уже третий день не выходил из своих покоев, отказывался от еды и пребывал в раздражительном состоянии духа.
– Господину жениться надо бы, – Керим ибн-Баррадех старательно разжигал одно полено от другого.
Хусейн не стал сердиться на поучительный тон слуги. По правде говоря, советника лучше Керима у него не было, а всё потому, что паренёк отождествлял свою выгоду с выгодой своего хозяина. Без Хусейна Лалие Керим перестал бы существовать.
– Я ждал, что так оно и случится сразу после месяца Уразы. Да девушка, видно, попалась норовистая. А может, дело не в ней, Керим? Может, отыщешь Омару другую гурию, и перестанет он тосковать, оскорбляя своим видом взор Аллаха?
– Я бы нашёл, эфенди, – слуга проворно повернулся к господину на кончиках пальцев ног, – но уж красивее госпожи Рейхан сыскать трудно. А вчера Омар прогнал её из своих покоев и назвал блудницей… – Керим умолк.
Хусейн посмотрел на преданного слугу с огоньком понимания в глазах.
– Что, не оставили тебя косы Рейхан равнодушным, Керим? Уж гурия из гурий дочка Маржан, а и она Омару не угодна. Странное происходит с нашим мальчиком, Керим. Приворожила его северная колдунья.
Во взаимном уважении к мощным чарам Элизы Линтрем двое мужчин помолчали. И снова разговор начал Хусейн:
– А ты как считаешь, Керим, хороша ли светловолосая?
– Чудо как хороша, эфенди, – с искренней убеждённостью откликнулся слуга. – Только сердце у неё холодное, и нет покоя в душе.
– Она, Керим, несчастная, а не холодная, – Хусейн задумчиво гладил левой рукой свою небольшую бороду. – Не было в её жизни мужчины, который разбудил 6ы её, не познала она мужской ласки, хотя давно настала подходящая пора, – сам Хусейн взял свою первую жену Голе-Мохтар бен-Шаккум, когда невесте исполнилось тринадцать. Жениху же было около сорока.
– Дева не знает своих желаний, а Омар надеется дожить до того дня, когда она поймёт. Если всё оставить идти естественным ходом, мы с тобой, Керим, замёрзнем в этих снегах.
Кинув взгляд за окно, сын пустыни невольно содрогнулся.
– Настала пора предложить Аллаху свои услуги. Послушай, Керим, что я решил…
Двадцать пятый день рождения господина отмечать слугам в поместье было строго запрещено, чему немало способствовало унылое настроение самого Омара Лалие. Одетый в белый восточный бурнус, он появился из своих комнат утром на час, чтобы раздать традиционное денежное вознаграждение слугам, а те, в свою очередь, поднесли столь же традиционный брусок козьего сыра и кувшин молока. Муэдзин, живущий в поместье, прочёл пять молитв, прося Аллаха благословить жизненный путь Омара Лалие. Но роскошных пиршеств не было, вместо трапезы, разделённой с друзьями, Омар отправился в «Покои малой жемчужины», где обитала его женщина. Через пять минут все явственно услышали крики и звон бьющейся посуды.
Наклонив голову, Марис проворно отступил с траектории летящего в него серебряного блюда. Такого озлобления в Элизе, как за последнюю неделю, с тех пор, как они вернулись от Лаймен, он не ожидал встретить никогда. Лиз Линтрем мгновенно вспыхивала, но и быстро остывала, и начинала раскаиваться в совершённых под влиянием злости поступках. Но в этот раз… Уже восемь дней, как она сердито шипела, стоило ему сделать шаг в её сторону, и всё время планировала новый побег. Марис уже отобрал у неё связанную из простыней верёвку, по которой она пыталась вылезти из окна. На следующий день она попробовала оглушить кувшином стражника, охраняющего её покои, а через два часа уже перепиливала столовым ножом железные прутья только что установленной на окне решётки.