— Как у вас замечательно, — сказала журналистка, оглядывая гостиную. — Именно таким я и представляла себе дом настоящего писателя. Интимным, уютным, гостеприимным.
Ева улыбнулась и порадовалась собственной дальновидности — незадолго до приезда гостьи она протерла пыль на этом столике и поставила туда глиняный кувшин со свежесрезанными садовыми цветами.
— Я уверена, нашим читателям интересно узнать, как вы себя почувствовали, — спросила журналистка мерзким писклявым голосом, — когда вам впервые позвонил ваш агент. Как изменилась ваша жизнь? — Она наклонилась к матери.
Ева представила читателей как бойцов невидимых библиотек, которые сидят за выстроенными в шеренгу столами и как по команде перелистывают страницы этого женского журнала.
Кит улыбнулась:
— Ты помнишь, Тед? Ты отправил первый черновик Максу, посчитав, что у него есть кто-то на примете, кто может прочесть мою работу. И меньше всего мы ожидали, что нам позвонят всего через две недели. Когда я услышала это от мужа, то закричала так, что уронила телефон.
Ева уже не раз слышала эту историю, но ей нравилось переживать волнение матери снова и снова.
Кит повернулась к журналистке:
— После этого на звонки всегда отвечал Тед. Я не могла даже говорить. Там разразилась настоящая война — столько посыпалось предложений.
На лице Кит появилось хорошо знакомое Еве отсутствующее выражение — с таким лицом она помешивала кашу в кастрюльке или грызла карандаш, сидя за письменным столом. Тело ее находилось здесь, а мысли — где-то там.
— Нам было совсем нечем отпраздновать это событие, — снова продолжила Кит, повернувшись к Теду, — помнишь? Шампанское больше всего под ходило, но мы тогда не могли позволить себе покупать что-то дорогое, правда? Она подпихнула мужа ногой и снова улыбнулась: — Но ты настоял.
Тед что-то пробормотал.
— Но все равно он побежал в местный паб, заставил их открыть бутылку шампанского и продать ему.
Журналистка восторженно закивала:
— Настоящая история про Золушку. Из грязи в князи, от бедности к богатству. Наши читатели любят такое.
Ева почувствовала, как отец как-то странно хмыкнул, но ни одна из его собеседниц этого не заметила.
— Я бы не сказал, что из грязи, — заметил он.
— А я бы не сказала, что в князи, — улыбнулась Кит. — По крайней мере, не тогда. Предложение, которое мне поступило, превосходило мои самые смелые мечты, но все равно никто не знал, насколько популярной станет эта серия. Первую книгу, «Око камня», раскручивали очень медленно. И в списки бестселлеров она попала только через несколько месяцев после выхода. И тогда уже все начало нарастать как снежный ком. Поступили предложения от зарубежных издателей, поэтому меня попросили написать продолжение. И тогда все зависело от… читателей. От того, что они прониклись историей Торы Рейвенстоун и начали горячо рекомендовать ее всем.
— Еще как рекомендовать! Вы уже написали четыре международных бестселлера, а пятый, «Кварцевое сердце», выйдет осенью. Правильно?
— Всего их должно быть семь. Я знаю, что многие критики считают мои книги низкопробной халтурой, а читатели недоумевают, почему я не могу писать быстрее. Но ведь нельзя же торопиться с вдохновением! Написание каждой книги занимает столько времени, сколько занимает. Я следую за нитью своих идей, она меня направляет. И я говорю спасибо музе.
— Именно, — подтвердила ее слова немного сбитая с толку журналистка. — Наверняка для каждой книги у вас есть изрядное количество исследований?
— Конечно. Я стараюсь описывать все исторические подробности так, чтобы и персонажи, и мир вокруг них выглядели достоверными. Нам повезло, что мы живем здесь, в местах, пропитанных историей, рядом Стоунхендж и Гластонбери, здешние пейзажи все как будто пронизаны мистикой и волшебством. Вы заметили? Это не может не вдохновлять.
Журналистка опустила голову и немного откашлялась:
— М-м-м, да… думаю, да. Я слежу за отзывами читателей. На самом деле в ваших книгах вызывают интерес не только исторические детали, но и то, как вы пишете о женском состоянии… о том, как это быть женщиной в мире, принадлежащем мужчинам. — Она немного замешкалась, но продолжила: — А правда, что идея этой серии пришла вам в голову, когда вы гуляли с маленькой дочкой? В одном из интервью вы сказали, что страдали от послеродовой депрессии и писательство стало для вас своего рода освобождением от нее. Способом спастись.