— Это и есть твой покойный муж? — спрашивает Кит после долгого молчания.
Сибелла кивает:
— Да. Это Патрик.
Кит снова оглядывается, и с глаз ее как будто падает пелена. Она понимает: дом Сибеллы просто завален символами утраты, потери, отражающими хрупкость и временность любой жизни. Она наконец поворачивает голову и впервые с тех пор, как перешагнула порог, смотрит Сибелле в глаза.
Кит обеими руками обхватывает протянутую Сибеллой чашку, от которой исходит крепкий кофейный аромат — знакомый и немного успокаивающий.
— Как мне принять это? Как вынести эту боль? Я не знаю, что делать.
Сибелла вздыхает:
— Принятие — это дверь, которая пока скрыта от тебя, Кит. Она еще далеко. И тебе придется найти ее.
— Такое ощущение, как будто с моих глаз сорвали шоры. И теперь я везде вижу только смерть. — Кит снова оглядывает кухню. — Ветер раскачивает деревья, и мы просто валимся кто куда. — Ее взгляд останавливается на белом черепе. — Есть ли в этом всем хоть какой-нибудь смысл?
— Я не знаю ответа на этот вопрос, — говорит Сибелла. — Но уверена: там, где боль и смерть, еще есть жизнь и любовь. Они идут рука об руку.
Кит смотрит на нее и не понимает. Ведь пока все, что она видит, — это полная бессмысленность происходящего. Зачем жить и любить, если в конце концов все равно тебя ждут только боль и пустота. Она не может защитить Люси. Не может принять эту боль на себя. А свой материнский провал она ощущает как острую агонию.
— Я знаю, что ты не хочешь чувствовать это, Кит; знаю, что хочешь это изменить. Но если ты будешь отрицать и печаль, и боль, значит, ты будешь отрицать и радость, и любовь. Одно без другого просто не бывает.
Где-то в дальнем углу комнаты Кит замечает легкий всплеск цвета. Маленький домашний розовый куст в корзинке, покрытый желтыми бутонами, которые вот-вот распустятся. Она поворачивает голову и видит бабочку, бьющуюся в стекло с той стороны, — ее уносит ветер. На другом конце комнаты к холодильнику приклеена фотография Теда, который обнимает улыбающихся Хлою и Мэй. Кит еще раз внимательно оглядывает кухню. То, что поначалу казалось жутким — символы потерь, оболочки неживых или вовсе мертвых существ и растений, — становится странным и почти красивым в тесном соседстве с живым.
— Я не знаю, как пережить этот день с улыбкой на лице.
— Люси хочет отпраздновать его с тобой, — говорит Сибелла. — Сегодня — день для жизни. И возможно, — мягко добавляет она, — потом он покажется нам еще более прекрасным, если мы проживем его со знанием того, что никто не останется в нем навсегда. Он будет стоить целой жизни, какой бы длинной или короткой она ни была.
Кит снова откидывается на плетеную спинку стула. Что-то в этих словах задело ее, она закрывает глаза и пытается успокоиться. Через некоторое время, открыв их, она поворачивается к Сибелле:
— Как жаль, правда?
Сибелла наклоняет голову в немом вопросе.
— Думаю, мы с тобой могли бы стать друзьями.
Сибелла кивает и отвечает с легкой улыбкой:
— Да. Я тоже так думаю.
28
— Я все знаю, Ева.
Эндрю решает поговорить с ней ровно в тот момент, когда она красится в ванной. Он встает у нее за спиной.
— Что знаешь? — спрашивает она, переводя взгляд с подводки на его глаза в зеркале.
— Я знаю о твоем романе.
Ее рука замирает, размазав стрелку. Она аккуратно кладет подводку на край фарфоровой раковины и поворачивается к мужу.
— О моем романе?
— Да.
— Кто тебе сказал?
— Разве это имеет значение?
— Думаю, что нет.
— Значит, ты не будешь отрицать?
Ева опускает голову.
— Нет.
— Почему, Ева? Почему он?
Она вздыхает. Иногда ей представлялся этот разговор, который проливал ясность на их отношения, и всегда он был совсем другим В ее воображении Эндрю всегда полыхал яростью. Она же была кротка и спокойна, объясняя, что он не прав, многое недодавал ей. И вот этот момент настал. Эндрю спокойно и немного печально задает ей вопрос, на который у нее нет ответа. Да, почему он?
Эндрю садится на край ванны, обхватив голову руками.
— Я сначала не поверил ей. Вчера вечером она вцепилась в меня в пабе. Мне кажется, она неровно дышит к нему. И ее задевает то, что он продолжает общаться с тобой, у вас шашни, и вдруг ты, — Эндрю глухо смеется, — ты приходишь и сидишь здесь с мужем и детьми. Она сказала, что считает это оскорблением. Вначале я подумал, что она просто сумасшедшая, но она поклялась мне, что видела вас, видела, как вы целовались на этой же парковке пару дней назад.