С наступлением зимы и обычных в нашей местности холодов уже в самом её начале, посетителей в «Дух барсуках» закономерно прибавлялось. Лишенный излюбленной возни в своих садах, люд стремился туда, где можно было согреться, скоротать ничем не занятое время за разговорами и перекусить. Жители нашей деревеньки любили не только вкусно и плотно поесть, но и посудачить, передавая из уст в уста последние новости, если таковые имелись. О покинувшем нас и многим здесь полюбившемся, известном писателе тоже по-началу говорили, но вскоре забыли, найдя для пересудов более насущные темы.
Даже Ева, которая долго сокрушалась по его отъезду и отказывалась верить в естественность этого события, теперь, казалось, не помнила его и в помине. Поэтому, когда сегодня утром, она плюхнулась на стоящий перед барной стойкой стул и деловито выложила на столешницу сложенный вдвое лист, я не почуял никакого подвоха. Развернув бумагу и пробежав глазами по имеющейся на ней единственной, состоящей из букв и символов строчке, я в изумлении уставился на сестру:
- Что это?
- Электронный адрес. Напиши ему.
Опешив, я смотрел на заставшую меня врасплох кузину и понимал, что зная её всю свою жизнь, я явно что-то упустил и теперь недооценивал.
- Ева, он вернулся в свою жизнь, понимаешь? - напомнил я, когда моя речь соизволила вернуться. - О чём я могу ему написать?
- О чём угодно. Например о том, как сильно ты похудел и оброс.
Ухмыльнувшись, я неосознанно коснулся пальцами стремительно распространявшейся по моему лицу растительности и отвернулся к призывно пищащему и требующему внимания кофейному аппарату.
- На тебя смотреть страшно, - не сдавалась сестра, продолжая говорить мне в спину, - выглядишь, как смертельно больной. Ты ел сегодня?
- Нет ещё.
Чувствуя всё возрастающее во мне напряжение, я продолжал возиться с машиной, хотя она того уже не требовала. Сейчас мне стали понятны эти странные и пристальные взгляды, которыми меня то и дело одаривали мои женщины. В последнее время, они частенько замолкали, когда я неожиданно входил в занятое ими помещение и принимались, вот прямо как и я, за несуществующие дела. Тетушка зачастила с семейными обедами и ужинами, грозясь до конца своих дней на меня обидеться, если я проигнорирую приглашение и не соизволю прийти. По сему получалось, что старательно мною изображаемое спокойствие таковым не выглядело и актер из меня выходил никудышный.
- Если ты не напишешь, я сделаю это сама. Не могу смотреть, как ты мучаешься!
Зло зыркнув на поставившую мне глупейший ультиматум девушку, я скомкал лист с адресом и зашвырнул его в мусорную корзину.
- Не смей, Ева.
Недовольно фыркнув дрогнувшими в гневе ноздрями, сестра залилась краской и была теперь похожа на вспыхнувший от малейшей искры факел.
- А ты просил его остаться? - повысив голос, выпалила она.
Посмотрев на неё с опаской, я потупил взгляд, вдруг осознав, что не имею никаких сил для продолжения этой бестолковой тяжбы.
- Если, это так можно назвать, - усмехнувшись, я устало опустился на стул и уткнулся лбом в сложенные перед собой руки.
- Том, я чего-то не знаю? - искренне удивившись, Ева сменила гнев на милость и погладила меня по ссутулившейся спине.
Я кивал, не сумев поднять словно налитой свинцом головы и пытался предположить, что последует за намеревавшимся сорваться с моих уст признанием.
- У вас... Что-то было?
Не ожидав такого стремительного вывода, я замешкался с ответом и, вместо запутавшихся в моих мыслях «Да» и «Нет», просто пожал плечами.
- Чёрт тебя дери, Том! Говори уже! - снова вспылив, сестра с силой пихнула меня в плечо, заставив подняться и встретиться со сгораемым от любопытства взглядом.
- Я его поцеловал.
- Ну? И?
- Ничего, - мои плечи вновь поползли вверх, а губы непроизвольно скривились, совершив безуспешную попытку растянуться в улыбке.
- Что, ничего? Ничего не сказал? - округлив глаза и вскочив на ноги, взбудораженная Ева не смогла усидеть на месте.
- Он не ответил.
- Как? Как это?
- Так, - мне оставалось развести руками и озадачившись её непонятливостью, попытаться пояснить: - Представь, что тебя целует человек, который тебе... Не до такой степени приятен.
Количество случаев, которые вот так же могли лишить Еву дара речи, на моей памяти было ничтожно малым. Наблюдая сходство сестры с выброшенной на берег рыбой, я праздновал торжество снизошедшей до меня справедливости и был готов биться об заклад, что за этой, ласкающей мой слух немотой, обязательно будет следовать буря.
- Неприятен? Пусть он это собакам своим расскажет! - в подтверждение моим мыслям, кипящую в сестре ярость было уже не остановить. - Приехали! Ходил тут, улыбался, стрелял глазками, а теперь неприятен?
- Ева, я прошу тебя... Никто в меня не стрелял, - не сумев удержаться, я рассмеялся в голос, всерьез опасаясь присоединиться к её истерике.
- Пусть только попробует сюда вернуться! Все нарощенные лохмы повырываю! Тоже мне, фифа! Принц голубых кровей!
- Прекрати, пожалуйста? - просил я, чуя, что сестру опасно заносит.
- А губы ты его видел? Ах, да, ты видел! - продолжала она, игнорируя мой решительный протест. - Он же явно что-то с ними сделал!
- Хватит! - рявкнул я, а когда она вздрогнув, наконец замолчала, уже мягче добавил: - Перестань, я прошу тебя. Он не виноват в том, что я увидел то, чего нет на самом деле.
Упав на стул и сникнув, Ева стыдливо спряталась за огненного цвета кудрями и тихонько пробормотала:
- Это я виновата.
- Дуреха, - улыбнулся я и поднял разрумянившееся личико за подбородок. - Ну, в чём ты можешь быть виноватой?
- Если бы я не капала тебе на мозги этим Каулицем, то ты бы в него не влюбился.
- Думаешь, у меня был шанс?
Вскинув на меня ошарашенный взгляд, Ева не дала мне ответа, но жаждала знать мой, видимо, каким-то образом выносящий ей вердикт. Вместо слов, я мотал головой, прекрасно понимая, что этим жестом вовсе не иду на поводу у всерьез расстроившейся младшей сестры, а принимаю, не сумевшую меня миновать участь.
- Всё равно, я дура.
- Конечно, - решил «подбодрить» я, заправляя за её уши пружинистые кудряшки, - у нас это семейное.
Рассмеявшись сквозь проступившие на глазах слезы, Ева перегнулась через стойку и крепко обняла меня за шею.
- Прости меня? Он и правда хороший и очень красивый. И что же теперь делать?
- Как-нибудь переживем, - вздохнул я и неосознанно скосил взгляд туда, где ещё несколько недель назад, мог воочию видеть Билла.
- Ты самый лучший и я очень тебя люблю!