Едва оказавшись дома, я схватился за ноутбук и судорожно шарил по карманам, пытаясь отыскать выуженную из мусорной корзины бумажку. Разгладив ладонью кощунственно измятый мною же лист, я открыл электронную почту и старался собраться с мыслями. Спустя несколько минут бестолкового взгляда в монитор, меня хватило лишь на то, чтобы ввести в соответствующую строку имя адресата. Я не знал, что должен сказать кроме короткого «Спасибо!», которое набрал влажными от волнения пальцами и передернувшись от совершившегося в моей груди кульбита, отправил.
Мне очень хотелось так и остаться перед безмолвным чудом технического прогресса, посвятив себя управлению курсором, без устали заставлявшим страничку вздрагивать, а потом обновляться. Быстро отогнав от себя вовсе походившие бы на действия сумасшедшего позывы, я просто оставил компьютер включенным и отправился переодеваться, уже зная, чем себя займу в ближайшие часы.
Забравшись в кресло с ногами, я слепо шарил рукой по тумбе, пытаясь отыскать на ней уже порядком остывший кофе. Предпочитающий чтению коротание досуга за каким-нибудь фильмом или компьютерной игрушкой, я впервые так потерялся во времени из-за книги. Поглощая абзац за абзацем, я тонул в совершенно чуждом мне ощущении и почти физически чувствовал его здесь присутствие. Он звучал мягким тембром в моей голове и увлекал в тот мир, который однажды возник в его воображении. Это было странно – проникнуться не только сюжетом, но и осознанием того, что это не просто повествование, а мысли любимого тобой человека.
Тогда, в самом первом нашем с ним разговоре, я оказался прав. Это была не просто история о жизни, это была история о её превратностях и любви. Рассказ уносил меня в тридцатые годы прошлого столетия и начинался в небольшой деревеньке, куда в самом начале лета приехала молодая пара, только-только сочетавшая себя узами брака. Желая скрыться от городской суеты и докучавших советами новоиспеченной семье родичей, они арендовали небольшой домик у озера и были как никогда счастливы.
Небольшой, но очень уютный, он принадлежал местному художнику, который на теплое время года переселялся в маленький флигель и почти всё свое время посвящал живописи. Его пейзажи с переменным успехом продавались на небольших выставках, но на жизнь без особой роскоши вполне хватало. Прожив бок о бок добрую половину медового месяца, молодожены почти не пересекались с хозяином дома и обещали друг другу, что в следующем сезоне непременно сюда вернутся. Длившуюся несколько недель и норовящую перерасти в целую жизнь сказку, как водится, изменил случай.
Неожиданно получив телеграмму о том, что один из компаньонов фирмы скоропостижно скончался, молодой супруг вынужденно покидает дом у озера, обещая жене вернуться не позднее полудня следующего дня. Нехотя проводив мужа, она не знает, чем себя занять и решает насладиться хорошей погодой и побродить по простирающейся до самого горизонта живописной местности. Но, страдающая переменчивостью, погода преподносит ей досадный сюрприз и обрушивается на заплутавшую в лесу девушку сбивающим с ног ливнем. Растерянная и не на шутку испуганная, она не знает, в какую сторону ей теперь идти и отчаянно зовет на помощь, пытаясь перекричать шум разбушевавшейся стихии.
Бедняжка была услышана тем самым художником, которому также не посчастливилось вовремя добраться до дома и укрыться от ужасающей своей силой дождя. Приспособив в качестве зонта деревянный мольберт, он торопится доставить продрогшую и почти лишившуюся чувств фрау домой. Поглощенная паникой и колотящаяся в ознобе, она оказывается не в состоянии себе помочь и мужчине ничего не остается, как самому содрать с юного тела промокшее насквозь платье и взяться растирать озябшие конечности.
А ей, находящейся в полуобморочной прострации, только сейчас удается его как следует рассмотреть. Не помня себя, она касается ледяными пальцами разметавшихся по крепким плечам волнистых от влаги волос, заглядывает в небесно-голубые, глубоко посаженные и наполненные необъяснимой грустью глаза и ей вдруг кажется, что этот человек появился не откуда-то, а сошел к ней прямиком с полотна.
Они оказались слабы, не сумев противостоять разразившейся между ними страсти и еще не скоро вспомнили о том, что у каждого есть свой, до краев наполненный содержанием мир.
Она ничего не рассказала супругу, будучи уверенной в том, что не смотря на случившееся, любит его и дорожит всем тем, что имеет. Лишь попросила досрочно расторгнуть договор об аренде и поскорее ухать, выдумав легенду о вдруг начавшемся плохом самочувствии и необходимости непременно посетить семейного доктора.
Но, как прежде в её жизни уже ничего не было. Она очень скоро поняла, что нет больше никакой любви к человеку рядом с ней находящемуся, а все увещевания со стороны рассудка пусты и ничтожны. Душой она стремилась туда, где была всего лишь одна ночь и человек, которого она по сути почти не знала. Коря себя за то, что даже не попыталась это исправить, она лишь через много лет поняла, что прожитая ею жизнь пуста и до отвращения ей противна. Готовая свести с ней счеты, она однажды словно пробуждается ото сна и решает оставить давно налаженный, обеспеченный достатком быт и всё еще не чаявшего в ней души супруга.
Она не особо надеется на то, что художник по прежнему живет в доме у озера, но другого направления ей не нужно. Вернувшись туда, где по велению судьбы всё и закончилось, и началось одновременно, она находит своего любимого и с ужасом осознает, что не только её жизнь оказалась изломанной. Больной и влачащий нищенское существование, он больше не продал ни одной картины, хотя ими были заставлены все имеющиеся в помещениях стены. Каждая из них была ему настолько дорога, что он отвергал любую, даже не по меркам высокую цену. И всё потому, что на них больше не было лоснящихся яркими красками пейзажей. С тех пор, он не написал больше ни одного, целиком и полностью посвятив себя работе над портретами. И на каждом, вышедшим из под его кисти, был изображен один и тот же, полностью собой всё заслонивший человек.
Закончив чтение последней страницы, я устало запрокинул назад тяжелую голову и прикрыл разъедаемые воспалением глаза. Я часто дышал, пытаясь успокоиться и очень четко понимал, какое впечатление на меня произвел этот, за ночь проглоченный роман. Я будто читал между строк или же смотрел в кривое зеркало, видя в этой истории неприглядное отражение моей собственной жизни. Внимая льющемуся с шершавых страниц повествованию, я видел перед глазами не только выдуманных Биллом героев, но и очень хорошо мне знакомых, реально существующих лиц. Собственных родителей, себя и оставшегося в Штутгарте Йена и наконец того, кто был автором этой сложносочиненной жизни и кого я с такой легкостью от себя отпустил.
В моей, уже в который раз перевернувшейся вверх дном душе и спутавшихся мыслях был полнейший раздрай. Рассказанная Биллом история, будто содержала в себе подсказку и имела, пусть и продравшийся через тернии, но всё же счастливый конец. В отличие от моей, с поставленной на последней страницей жирной точкой, которую я собственноручно мог и страстно хотел превратить в многоточие.