— Прошу вас ответить на мой вопрос, — настойчиво сказал Робисон.
— Нет, сэр, я не пытался этого сделать.
— Но почему, мистер Келлер? Почему вы не провели такую экспертизу? Не кажется ли вам, что это было очевидно? Или вы боялись, что таким образом может подтвердиться версия подзащитного?
— Нет, сэр, об этом я не думал.
— Тогда почему?
— Это просто не пришло мне в голову, — запинаясь, сказал Келлер.
— Это не пришло вам в голову. Понятно, — почти ласково сказал Робисон. — Человека обвиняют в убийстве первой степени, на карту поставлена его жизнь, он может закончить ее на электрическом стуле, вам не пришло в голову провести простейшую экспертизу, чтобы выяснить, говорит ли он правду.
Краска залила лицо и шею Келлера. Он молча ерзал в свидетельском кресле, низко опустив голову.
— Пусть в протоколе отметят, что свидетель не ответил на поставленный вопрос, — сказал Робисон и снова обратился к Келлеру. — Вчера вы заявили, мистер Келлер, что оружие данного типа не может разрядиться, будучи брошенным на твердую поверхность. Не так ли?
— Если поставлено на предохранитель, — едва слышно сказал Келлер.
— Разумеется.
— Я… Да, мне кажется, я так сказал.
— У вас нет сомнений в этом?
Келлер затравленно посмотрел на перевязанную руку Робинсона и, сглотнув слюну, ответил:
— Н-нет, сэр.
— Ну что ж, посмотрим, — многозначительно сказал Робисон.
Он осторожно переложил револьвер из правой руки в слегка опухшую, поддерживаемую повязкой левую, вынул из кармана патрон и зарядил револьвер, затем подошел к свидетелю и подал ему оружие. Но в этот момент он внезапно скривился от боли и едва успел подхватить правой рукой падающий кольт. Со стороны все, что делал Робисон, выглядело очень эффектно. Зал взволнованно загудел.
Протянув Келлеру револьвер, Робисон произнес, чеканя каждое слово:
— А теперь, мистер Келлер, будьте любезны, взгляните на вещественное доказательство преступления и скажите суду, как специалист, правильно ли оставлен предохранитель.
— Да, сэр.
— Тогда встаньте, пожалуйста, мистер Келлер, я бы хотел, чтобы вы доказали Его чести и двенадцати присяжным, а также всем присутствующим в зале суда, что вышеназванное оружие не может разрядиться, будучи брошенным на твердую поверхность. Будьте добры, бросьте его на стол судьи.
Гул в зале усилился. Прокурор Геррик вскочил, его лицо было перекошено от гнева:
— Я протестую. Ваша честь. Это совершенно не по правилам, дешевая игра на публику. Да к тому же, опасная для всех…
Тут он внезапно замолчал, словно поперхнулся своими собственными словами. Еще недоговорив до конца, он понял, что, поддавшись эмоциям, невольно сыграл на руку Робисону, допустив вероятность того, что оружие все-таки может выстрелить.
Робисон невозмутимо продолжал:
— Высокий суд, я всего лишь прошу свидетеля доказать на деле то, что он заявил нам под присягой как опытный эксперт.
Судья Кобб сказал:
— Протест обвинения отклоняется.
— Пожалуйста, мистер Келлер, — вкрадчиво сказал Робисон. Продемонстрируйте суду и присяжным, что вещественное доказательство преступления не может выстрелить при обстоятельствах, изложенных подзащитным.
Келлер встал, неуверенно и с опаской поднял руку с револьвером. Зал затаил дыхание. Робисон не сводил глаз с Келлера. Судья, стараясь не привлекать к себе внимания, начал медленно и неловко сползать со стула.
— Мы ждем, — спокойно произнес Робисон.
На висках Келлера выступили капли пота. Его рука напряженно подергивалась.
— Прошу вас, продолжайте, — теперь уже резко сказал Робисон. — Суд не может так долго ждать.
Их глаза встретились, и Робисон, как бы невзначай, поправил повязку.
Келлер глубоко вздохнул и, не произнеся ни слова, вернулся на свое место.
По залу суда пронесся вздох облегчения. Робисон понял, что выиграл. Он произнес блестящую заключительную речь и был вполне доволен собой.
Судья почти не оставил выбора присяжным, призывая их отнестись с разумной долей сомнения к доказательствам, представленным обвинением. Присяжные отсутствовали менее часа и вынесли вердикт: «Не виновен».
Ллойд Эшли выслушал решение суда с полным безразличием. Напряжение последних недель привело его на грань нервного истощения. Робисон дотронулся до его плеча.
— Все хорошо, Ллойд. Все кончено. Ты свободен. Поедем ко мне. Нам есть о чем поговорить.
Эшли поднялся.
— Да, конечно, — сказал он, едва улыбнувшись.
Они с трудом пробрались через толпу и вышли на улицу. Заключительные речи и выступление судьи заняли почти весь день. Поэтому, когда они приехали в офис Робисона, был уже вечер. Они выпили по рюмке коньяка и выкурили по длинной тонкой сигаре.