— Что ты, Ань. Я сама жертва.
На кухню заглянул Макс, спокойный, приветливый, как ясное летнее утро.
— Марина, тебя можно поздравить?
— Да, с новосельем. — Я протянула ему руку — он поцеловал ее.
— Пусть у тебя будет все, что ты пожелаешь. Потом он принес пакеты с продуктами, мы с Анькой принялись накрывать на стол. В кухонном шкафу оказалось несколько невзрачных тарелок. Пришлось лезть в горку, доставать парадный сервиз.
— Будешь посуду покупать? — спросила Анька.
— Надо бы… Не есть же все время на этих трех красавицах. — Я кивнула на сервизные тарелки. — Пошлость какая…
— Я тебе советую: закажите по Интернету. Дешевле и с доставкой. — Анька раскладывала на круглом блюде нежно-розовые куски ветчины, последний отправила себе в рот. — Сегодня не обедали. Работы много, хотели быстрей закончить и все равно до пяти просидели. Но я рада. Пусть мадам позлится. Она звонила уже раз двадцать!
— А Макс?
— Не знаю, осмелел что-то. Приеду, говорит, поздно, важные дела. Потом вообще отключите мобильник. Знаешь, как трудно с ним: он грубости в жизни не скажет, ни на что не обижается, но делает все, как ему надо.
— Ты не хочешь поискать другую работу?
— Ты имеешь в виду другого мужика?
— Нет, именно работу. Вы будете реже видеться, он начнет скучать, может, даже ревновать, поймет, что ты для него значишь. Короче, сделает выбор.
— Но ведь может получиться по принципу с глаз долой — из сердца вон.
— Но ведь и это выход.
— Никакой не выход! — Анька вздохнула. — Говорить-то легко. А у меня ощущение какой-то фатальности: никуда я от него не денусь…
— Сама себе вдалбливаешь в голову! Иди лучше пригласи к столу мужчин!
Сначала пили шампанское, потом «Маратель» — любимый коньяк Дода. Макс явно был в ударе, произносил тосты, изящные и остроумные. И первый за меня — «женщину, чья красота стала причиной сегодняшнего праздника и счастья нашего друга». Анька сидела счастливая, как на собственной свадьбе. Видимо, счастье и присутствие Макса были для нее тождественны и неделимы.
— Представляешь, уже половина десятого, а он ни сном ни духом, — улучив момент, шепнула она мне.
— Что ни сном ни духом?
— Домой не собирается!
Давид с Максом, обсуждая неясные мне дела бизнеса, курили у открытого окна. В комнату рвался терпкий запах весенней ночи.
— Может, квартиру хочешь посмотреть? — спросила я.
Анька охотно поднялась из-за стола, но мысли ее были далеко от квартиры. Рассеянно глядя вокруг, она говорила:
— Мадам, наверное, рвет и мечет. Мобильник отключен, зло сорвать не на ком. Может, уже посуду об пол кидает… Ой, какая прелесть! — Анька увидела качалку и сейчас же забралась в нее. — Хорошо тебе, будешь сидеть покачиваться.
— Так уж и покачиваться, — засмеялась я. — А кто будет готовить, стирать, убираться, работать?
— Да, работать надо, — поведала Анька из задумчивости. — Ты вот говоришь — поменяй работу. А где я еще столько заработаю. Порочный круг какой-то!
— Куда это вы пропали? — На пороге комнаты возник улыбающийся Макс.
— Да вот, квартиру смотрим.
— Впечатляет? — Макс подмигнул мне. — Особенно спальня — концептуальная.
— В каком смысле?
— В смысле жизненных установок хозяев.
— Макс, веди себя прилично, — серьезно сказала Анька.
— Ну, иногда самую чуточку можно себе позволить? — дурачился тот.
— Ну, чуточку-то можно. А у тебя цинизм День и ночь, и в шутку и всерьез. Это твоя жизненная установка!
— Аня, не драматизируй. Принимай мир, каков он есть, — ласково посоветовал Макс. — И кстати, надо допить коньяк.
…Он опять говорил какой-то тост. На этот раз длинный и путаный, обращенный к нам с Давидом. Я напряглась и уловила смысл: любовь — единственное в жизни созидательное начало.
«Интересно только, что мы будем созидать, — не очень уже трезво рассуждала я. — И что это такое вообще — созидание? Серьезный труд на благо будущего? А какое у нас будущее?» Я задумалась.
Дод обнял меня за плечи.
— Ты что, загрустила?
— Давид, а какое у нас будущее?
— Счастливое! Главное, мы всегда будем вместе. Я так долго искал тебя…
— Ну, я вижу, нам пора, — поднялся из-за стола Макс. — Не будем мешать новобрачным.
Анька сидела не шевелясь и глядела прямо перед собой. Макс подошел, потряс ее за плечо:
— Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева? Она молча встала и пошла в прихожую,
Макс поспешил за ней. Я начала убирать со стола остатки ужина.
— Дод, пойди сюда! — крикнул Макс из прихожей.
Они о чем-то громко заспорили, сначала втроем, потом уже без Аньки. Я домыла посуду и вышла попрощаться.
— Рад был повидать тебя. — Макс стоял на пороге одетый.
— А Аня? — удивилась я.
— Аня поедет позже, на такси.
Я еле отыскала Аньку в многочисленных комнатах. Она сидела на подоконнике и смотрела в темный проулок, хрупкая, светловолосая, похожая на подростка.
— Помнишь, нам в школе не разрешали сидеть на подоконниках. — Я попыталась отвлечь ее.
— Я такси смотрю.
— А Макс?
— Домой поехал. Ему тут рядом — на Новокузнецкую. Знаешь, какая я дура: каждый раз жду, что он мне скажет: поедем вместе домой и никогда не будем расставаться. — Она вытерла злые слезы.
— Не скажет, Аня.
— Знаю, что не скажет, а все равно жду! Ладно, пусть катится к своей красавице жене.
— Она красавица?
— На любителя. Яркая брюнетка, тела много, темперамент! В общем, Макс отправился в ночь любви.
— Аня, может, останешься? Будем чай с пирожными пить.
Ты думаешь, Дод квартиру снял, чтоб ты старых подружек чаем поила? — Она нервно Рассмеялась. — Брось свои холостяцкие привычки. Знаешь что, — заговорила она опять, немного успокоившись. — Поеду-ка я летом на месяц в Германию. Работы летом немного — справятся как-нибудь.
Анька хотела рассказать, как хорошо ей будет в Германии, но домофон возвестил о прибытии такси.
— Все, Маришка, счастливо. Давид, завтра созвонимся. — Анька накинула пальто и зацокала к лифту на высоких шпильках.
Глава 10
Утро казалось совершенно будничным, хотя это было воскресное утро. В семь зазвонил будильник, и сразу в монастыре ударили в колокол. Я быстро встала, приняла душ. К счастью, в сумке нашлись дезодорант и старая пудра — слегка приведя себя в порядок, я поспешила на кухню.
В холодильнике скучали ломтики ноздреватого сыра, ветчины, бутерброды с икрой — вчера все это было праздничным ужином. Я занялась реанимацией продуктов. Намазала икру на свежий хлеб, ветчину подогрела в микроволновке, распечатала забытую на комоде коробку шоколада и, поколебавшись, опять достала из горки трех красавиц — повседневные тарелки производили слишком грустное впечатление.
Давид вышел на кухню вымытый, выбритый, парадный.
— Где ты взял свежую рубашку? — поразилась я. — В шкафу у Ольги Григорьевны?
— Да нет, в Стокгольме.
— А кто тебе ее гладил? Он помолчал немного.
— Мать гладила.
— Значит, у тебя в Стокгольме мама?
— Ну да. В начале перестройки отец подписал контракт с одной шведской фармацевтической фирмой. Тогда это считалось круто.
— А ты?
— Я жил в Тбилиси еще некоторое время.
— Ты был женат, — догадалась я.
— Был. Тебя это удивляет?
— Не удивляет, а интересует. Я ведь ничего о тебе не знаю, только географию: Тбилиси, Стокгольм.
— Тбилиси — это прошлое, город детства.
— У тебя там никого не осталось?
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, родственники, друзья…
— Родственников родители перетащили в Швецию. А друзья — это люди, с которыми общаешься периодически. Я давно не был в Тбилиси.
— А Стокгольм?
— В Стокгольм я езжу раз в три месяца. По-хорошему надо бы чаще. Работаю там круглые сутки. Вся жизнь, Марина, у меня здесь.