Минуло четыре месяца с того дня, как я спас Экона в одном из переулков Субуры[3] от банды мальчишек, которые, улюлюкая, гонялись за ним с палками. Я впервые повстречался с ним той весной в ходе расследования для Цицерона, и потому кое-что знал о его прошлом. Очевидно, его овдовевшей матери пришлось бросить ребенка, предоставив его самому себе. Что же мне оставалось, как не забрать его с собой?
Он оказался поразительно умным для своих десяти лет. Я знал его возраст, потому что, когда его спрашивали, он показывал десять пальцев. Экон превосходно слышал (и считал), но от его языка проку было мало.
Поначалу его немота являла для нас немалое затруднение. (Этот изъян не был врождённым – по всей видимости, он онемел в результате лихорадки, унесшей жизнь его отца). Экон превосходно владел языком жестов, и всё же им не передашь всего. Кто-то обучил его грамоте, но он мог написать и прочесть лишь простейшие слова. Я сам взялся за его образование, однако процесс шел медленно из-за невозможности нормального общения.
Его знание римских улиц было глубоким, но в весьма узкой области: он знал чёрные ходы всех лавок Субуры, а также где торговцы мясом и рыбой оставляли обрезки ниже по течению Тибра, но ему никогда не доводилось побывать на Форуме или в Большом цирке, слушать речи политиков (вот ведь счастливчик!) или смотреть театральное представление. Этим летом я провёл немало счастливых часов, показывая ему город и заново открывая все его чудеса широко распахнутыми глазами десятилетнего мальчишки.
Потому-то, когда на двенадцатый день Римского фестиваля мимо нас пробежал глашатай, возвещающий, что через час начнется выступление труппы Квинта Росция, я решил, что мы не должны его пропустить.
– О, труппа Квинта Росция! – воскликнул я. – Как я посмотрю, магистраты не поскупились на расходы. Наше время не знает более прославленного актера, чем Квинт Росций, и более известной труппы!
Мы двинулись с Субуры на форум, площади которого запрудили толпы празднующих. Между храмом Юпитера и Сениевыми банями высилась деревянная скена с подмостками, втиснутая в тесное пространство между кирпичными стенами, перед ней воздвигли ряды скамей.
– Однажды, – заметил я, – какой-нибудь из этих политиканов-демагогов учредит первый в Риме постоянный театр. Ты только представь себе: настоящий театр в греческом стиле, из камня, незыблемый, как храм! Разумеется, старорежимные моралисты будут вне себя: всё происходящее из Греции они почитают источником разврата и упадка. О, да мы рано – успеем занять хорошие места.
Распорядитель подвёл нас к месту у прохода на пятом от орхестры ряду. Первые четыре ряда – места для граждан ранга сенаторов – отделял канат из пурпурной ткани. Распорядитель то и дело топал вверх-вниз по проходу, проводя за канат очередного облачённого в тогу магистрата со спутниками.
Пока ряды скамей постепенно заполнялись, я объяснял Экону устройство театра. Перед первым рядом имелось небольшое открытое пространство – орхестра, где будут играть музыканты. По обе стороны от нее к подмосткам поднимались три ступени. Скеной[4] служил деревянный экран с раздвижной дверью по центру и двумя дверями поменьше по обе стороны – через них актеры выходят на подмостки и скрываются с глаз. За ним невидимые музыканты разогревались, выдувая обрывки знакомых мелодий.
– Гордиан!
Я обернулся, чтобы узреть нависшую над нами высокую тощую фигуру.
– Статилий! – воскликнул я. – Как я рад тебя видеть!
– И я тебя. А это кто такой? – Его длинные пальцы взъерошили копну тёмно-русых волос мальчика.
– Это Экон, – ответил я.
– Давно утраченный племянник?
– Не совсем.
– Неужто последствия бурного прошлого? – приподнял бровь Статилий.
– Опять мимо. – Я ощутил, как кровь приливает к лицу, и внезапно мне подумалось, каково это было бы – ответить: «Да, это мой сын». Не в первый раз меня посетила мысль официально усыновить Экона – и не в первый раз я тотчас выбросил ее из головы. Такому, как я, ежедневно рискующему жизнью, не стоит даже думать об отцовстве. Пожелай я иметь сыновей, так давно бы уже женился на приличной римлянке и наплодил потомков.
– Но, Статилий, где же твои костюм и маска? – поспешил сменить тему я. – И почему ты не готовишься к выступлению за скеной? – Я знал его с самого детства; избрав профессию актёра уже в юности, он присоединялся то к одной, то к другой труппе, стремясь перенять навыки признанных комедиантов. К великому Росцию он попал годом ранее.