Долго ли он знал покойного Азувия? Да, почитай, с месяц. Откуда? Друг Азувия, Оппианик, снимал у него комнату и жил в ней вместе с этим Азувием и ещё одним приезжим, тоже из Ларина. Чем они занимались? Да кутили целые дни напролёт. Откуда он знает? А что ещё прикажете думать о людях, у которых в комнате день-деньской идёт игра в кости, всё пропахло винным духом, да вдобавок к ним что ни день шастают девки из борделя?
- И молодой Азувий не отставал от остальных?
Хозяин пожал плечами.
- Знаешь, как бывает с этими юнцами из глуши, когда они вырываются в Рим – особенно с теми, у кого водятся деньжата. Они хотят немного пожить тут в своё удовольствие, затем и приезжают.
- Да; вот только этот почему-то тут умер.
- Я здесь ни при чём, - энергично запротестовал домовладелец. – Не надо говорить так, будто его прирезали в моём доме. У меня дом приличный. Бедняга умер от лихорадки, это известно всем. Есть свидетели.
- А с чего молодой парень так в одночасье свалился? Хилый, что ли, был?
- Да вроде нет. Не выглядел он хилым. Но беспрерывные кутежи и молодого могут в могилу свести.
- Верно; но не за один же месяц.
Хозяин снова пожал плечами.
- Когда для человека настаёт последний час, он настаёт. Длину жизни отмеряют парки; и ни целители, ни боги не помогут тому, чью нить они закончили прясть.
- Мудрые слова, - согласился я и снова сделал знак Луцию. Он передал мне свой кошель. Я достал несколько монет и положил в протянутую ладонь.
Публичный дом, откуда, по словам хозяина, приезжие из Ларина приводили рабынь, располагался на той же улице и был одним из самых фешенебельных – а значит, и самых дорогих – заведений такого рода в Субуре. У входа несколько хорошо одетых рабов дожидались хозяев. Обстановка внутри била в глаза роскошью: стены в просторном фойе были увешаны роскошными красными и зелёными коврами, а пол выложен чёрно-белой мозаикой с изображение Приапа, преследующего лесную нимфу.
Посетители также были не из бедных. Пока мы с Луцием дожидались хозяина, какой-то человек – судя по золотому кольцу, занимающий как минимум одну из низших магистратур – прошёл было мимо нас, направляясь к выходу; но завидев моего спутника, остановился, как вкопанный.
- Луций Клавдий! Ты – здесь, во Дворце Приапа?
- А что, Гай Фабий? – вскинул голову Луций.
- И ты ещё спрашиваешь? В жизни бы не поверил, что в твоём теле сыщется хоть капля чувственности!
- Я здесь по важному делу, раз уж тебе так интересно это знать, - произнёс Луций, глядя поверх его головы.
- А, тогда другое дело. Что ж, не буду тебе мешать. – И Гай Фабий с напускной серьёзностью прошествовал мимо нас. Чуть погодя с улицы донёсся его откровенный смех.
- А, пусть его! – махнул рукой раздосадованный Луций. – Он будет потешаться надо мной и сплетничать по всему городу, ну да ладно. Я напишу о нём сатирическую поэму, да такую, чтобы у него отбило всякую охоту заявляться в… Как он сейчас назвал этот дом?
- Дворец Приапа, - пропел вкрадчивый голос. Хозяин проскользнул между нами и обнял нас обоих за плечи. – Что пожелают двое достойных римских граждан? – Он учтиво улыбнулся мне, Луцию, его ожерелью, облизал тонкие губы и, выйдя на середину залы, хлопнул в ладоши. Немедля в залу одна за другой стали заходить девушки в весьма откровенных одеждах.
- Мы здесь по просьбе нашего друга, – поспешно сказал я.
- О?
- Да, ты его наверняка хорошо помнишь. Он постоянно бывал у вас в последнее время. Молодой человек, недавно приехавший в Рим. Его зовут Азувий.
Краем глаза я заметил среди девушек какое-то движение. Одна, голубоглазая и светловолосая, оступилась, взмахнула руками, удерживая равновесие, и тревожно поглядела на нас.
- А, этот славный молодой человек из Ларина, - кивнул хозяин. – Конечно же, я его помню. Кстати, мы уже день или два его не видели. Я уж стал думать, куда он вдруг пропал.
- Он попросил нас зайти сюда, - сказал я, подумав, что в конце концов это ведь может оказаться чистой правдой. – И привести ту же девушку, что обычно предпочитал – вот только, надо же, я начисто забыл, как её зовут. Ты случайно не помнишь, Луций?
- Что? – Луций словно очнулся и с трудом оторвал взгляд от девушек. – Нет, я не помню.
Лицо хозяина выразило откровенную алчность.
- Ту же, что всегда? Дайте-ка припомнить… Ну, конечно же, Мерула! – Он хлопнул в ладоши, подзывая раба, и шепнул ему что-то на ухо. Раб опрометью выскочил из залы, и через минуту вошла Мерула – эфиопка с царственной осанкой. Ей пришлось нагнуть голову в дверях, чтобы не задеть за притолоку. Кожа её была чернее ночи, а глаза напоминали звёзды на ночном небе.