- Лемуры, - произнёс он чуть слышно, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
При звуках этого слова стоящий рядом со мной раб совсем съёжился под своим плащом. Я сам ощутил внезапный озноб и зябко повёл плечами, пытаясь уверить себя, что всему виной внезапный порыв холодного осеннего ветра.
- Да, лемуры! – повторил мой сосед. – Мертвые, не нашедшие покоя!
Ветер шевелил сухие листья у моих ног. Лёгкое облачко набежало на солнце, приглушив его полуденный свет.
-Да, лемуры, - глядя в одну точку, бормотал хозяин. – Холодные. Безжалостные. Острые, как осколки костей. Мёртвые, но не покинувшие этот мир. Не нашедшие покоя. Голод терзает их, и утолить его они могут лишь безумием живых.
С трудом оторвав взгляд от глубоко посаженных глаз, я сделал рабу знак двигаться дальше.
- Я должен идти. Меня ждут.
- Сосед, ты не можешь бросить меня в беде! Я был солдатом Суллы! Я сражался за Республику! Меня ранили – ты увидишь, если зайдёшь. Моя нога никуда не годится; без палки я шагу ступить не могу. А ты молод и здоров; и ты римский гражданин. Неужели в тебе не найдётся хоть капли уважения к старому солдату!
- Я имею дело с живыми, а не с мёртвыми.
- Тебе не придётся ничего делать даром. Я могу заплатить. Сулла раздал своим солдатам земли в Этрурии. Я продал свою землю – фермер из меня никудышный; так что деньги у меня есть. Я хорошо заплачу тебе, только помоги!
- Но чем же я могу тебе помочь? Если тебя преследуют лемуры, тебе нужно обратиться к жрецу. К авгуру.
- Думаешь, я не обращался? Каждый год в лемурии[25] я исполняю все обряды, чтобы отпугнуть призраков. Я бросаю через плечо чёрные бобы и девять раз повторяю заклинание, как положено. Наверно, это помогает; на всю весну и лето они оставляют меня в покое. Но каждую осень с началом листопада они возвращаются. Они приходят, чтобы свести меня с ума!
- Гражданин, мне некогда…
- Они насылают на меня чары!
- Я должен…
- Прошу тебя, - прошептал он. – Когда-то я ничего не боялся. Я храбро сражался за Суллу, за Рим. Я убивал без счёта. Я шёл по долинам, превратившимся в реки крови, и по равнинам, превратившимся в моря крови, шёл по колено в крови и не знал страха ни перед кем и ни перед чем. А теперь… - На лице его выразилось такое отвращение к самому себе, что я отвёл взгляд. – Помоги мне, – повторил он умоляюще.
- Потом. Когда вернусь.
Он жалко улыбнулся, как приговорённый, которому объявили, что казнь его отложена.
- Да, потом… Когда вернёшься.
Я зашагал дальше вниз.
Фасад дома, к которому подвёл меня раб, был вполне обычным и мало чем отличался от остальных домов на Палатине. Так уж повелось, что в самой фешенебельной части нашего города простота и безыскусность считаются признаком истинного аристократизма. Единственной примечательной деталью, не считая двух колонн в форме кариатид, был похоронный венок из ветвей кипариса и ели над входной дверью.
Короткий коридор, где с обеих стен смотрели восковые маски благородных предков, вёл в скромный атриум. Здесь на погребальных носилках слоновой кости лежал мертвец. Я подошёл, всматриваясь. На вид покойник был совсем ещё молодой человек, моложе тридцати. На лице, при жизни наверняка ничем не примечательном, застыло выражение непередаваемого ужаса. Обычно погребальные служители искусно убирают с лица покойников следы страданий, разглаживают лбы, разжимают сведённые челюсти. Но это лицо застыло так, что никакому служителю не удалось придать ему выражение безмятежности. Не боль и не страдание читались на нём, а лишь смертельный ужас.
- Он упал и разбился насмерть, - услышал я за спиной и обернулся на знакомый голос.
С Луцием Клавдием я познакомился этой весной, когда он обратился ко мне за разъяснением одного довольно странного обстоятельства, с которым столкнулся по чистой случайности. Так уж вышло, что мы подружились. Теперь он стоял передо мной всё такой же – невысокий, пышущий здоровьем, добродушный, круглолицый и румяный даже в сумрачном свете атриума.
- Тит, - сказал Луций, после того, как мы поздоровались, и кивнул на покойника. – Владелец этого дома. По крайней мере, последние два года дом принадлежал ему.
- Говоришь, он упал?
- Да. С балкона. Балкон выходит на запад, идёт вдоль всей стены. Там склон уходит вниз и получается довольно высоко. Три ночи назад Тит упал оттуда и сломал спину.
- Он был уже мёртв, когда его нашли?
- Нет. Он промучился всю ночь и весь день. Умер только к вечеру. Говорил странные вещи. Конечно, он бредил, стонал всё время, хотя лекарь и давал ему какое-то зелье, чтобы облегчить боль. – Луций беспокойно переступил с ноги на ногу, смущённо почесал рыжую с заметной проседью макушку и вдруг выпалил. – Гордиан, тебе случалось когда-нибудь сталкиваться с лемурами?