Должно быть, при этих словах моё лицо изменилось, потому что он поспешно добавил.
- Я сказал что-то не то?
- Нет, не в этом дело. Просто ты сегодня уже второй, кто спрашивает меня о лемурах. Как раз когда я шёл сюда, какой-то человек – он живёт в соседнем со мной доме… ну да ладно, это к делу не относится. Можно подумать, лемуры сегодня ополчились на Рим. Сейчас же не май месяц, в конце концов. Правда, время уж больно унылое. Холод, ветер этот до костей. Вообще-то мой отец говаривал, что недоброе всегда чудится от несварения желудка.
- Мой муж умер не от несварения желудка. И не оттого, что ему что-то почудилось или его просквозило на холодном ветру.
Голос принадлежал высокой, стройной женщине в чёрной до пят столе и наброшенной на плечи голубой накидке. Собранные в узел на затылке чёрные волосы открывали бледное лицо с ясными голубыми глазами; и хотя оно выглядело совсем молодым, его обитательницу никак нельзя было назвать юной. Держалась она строго, как весталка; и во всём её облике, в каждом её слове сквозила властность патрицианки.
- Это Гордиан, про которого я тебе говорил, - представил меня Луций Клавдий.
Женщина чуть заметно кивнула.
- А это, - продолжа Луций, обращаясь ко мне, - моя давняя добрая знакомая Корнелия из сулланской ветви рода Корнелиев.
Я вздрогнул.
- Да, - гордо сказала вдова, уловив моё невольное движение. – Родственница недавно покинувшего нас диктатора, чья кончина осиротила нас. Он приходился мне двоюродным братом. И хотя он был намного старше, мы были очень близки. Я оставалась с ним на его вилле в Путеоли до самого конца. Великий человек. – Властный голос смягчился. Вдова взглянула на покойника на носилках. – Теперь и Тита тоже больше нет. Я одинока и беззащитна.
- Может, нам лучше поговорить в библиотеке, - предложил Луций Клавдий.
- Пожалуй, - кивнула Корнелия. – Здесь холодно.
Она провела нас в небольшую комнату. Преуспевающий адвокат Цицерон, для которого мне время от времени случается выполнять кое-какую работу, пожалуй, и не назвал бы эту комнату библиотекой – здесь был один-единственный шкаф, забитый свёрнутыми пергаментами – но непритязательность обстановки он, бесспорно, одобрил бы. Стены были окрашены в красный цвет, без всяких украшений, а сиденья были без спинок. Раб зажёг жаровню и удалился.
- Что именно известно Гордиану? – спросила Корнелия Луция Клавдия.
- Немногое. Я только сказал ему, что Тит убился, упав с балкона.
Она посмотрела на меня так, что мне сделалось не по себе.
- Моего мужа мучил страх. Не давал ему покоя. Он говорил, что его преследуют.
- Кто преследует? Или что? Луций упомянул лемуров.
- Один лемур. Он преследовал моего мужа. Всегда один и тот же.
- Ваш муж знал, чей это дух?
- Да. Его знакомого. Когда-то они вместе изучали закон на Форуме. Прежний владелец этого дома. Его звали Фурий.
- И этот лемур являлся твоему мужу неоднократно?
- Да. Всё началось прошлым летом. Тит стал замечать какую-то странную фигуру – то в стороне от дороги, когда ехал на нашу загородную виллу; то в толпе на Форуме, то возле дома в тени деревьев. Всегда лишь мельком. Поначалу он пытался приблизиться и разглядеть её; но она исчезала. Потом фигура стала появляться уже в доме. Тогда Тит и понял, что это лемур; и понял, чей. Он больше не пытался приблизиться; наоборот, всякий раз обращался в бегство.
- А ты тоже видела этот призрак?
- Прежде нет.
- Тит видел его в ту ночь, когда упал, - тихо сказал Луций. Он осторожно взял Корнелию за руку, но она отняла её.
- В тот вечер Тит был молчалив и задумчив. Он вышел на балкон, чтобы немного подышать и размять ноги. Я осталась в комнате. Потом в бреду Тит рассказывал, как всё случилось. Призрак появился и стал приближаться, манить к себе. И позвал его: «Тит!» Тит стал пятиться; он отступил до самого края балкона. Призрак всё надвигался, и Тит совсем обезумел от страха. Он упал.
- Этот – призрак – столкнул его?
Она пожала плечами.
- Столкнул или он сам сорвался, но убило его не это. Он не умер при падении; мы отнесли его в дом. Настало утро, потом день; он был жив. Но когда зашло солнце и стало темнеть, Тит стал дрожать от страха. Пот катился с него градом. И хотя малейшее движение причиняло ему страшную боль, он весь корчился на своей постели, не затихая ни на миг. Всё твердил, что не вынесет, если опять увидит лемура. И умер. Умер, лишь бы больше не видеть призрака! Ты видел его лицо. Это не боль убила его. Это страх, ужас.