- Или же муки нечистой совести. Луций, покажи-ка мне. Где ты видел этого лемура. Посмотрим, не оставил ли он следов.
Луций повёл меня по проходу и остановился в нескольких шагах от двери в свою комнату.
- Здесь, - сказал он. – Ночью сюда падает свет луны, и я смог его разглядеть.
Я присмотрелся внимательнее и принюхался. Луций последовал моему примеру.
- Запах мертвечины, - пробормотал он. – Лемур оставил после себя запах своей гниющей плоти.
- Запах, конечно, не аромат, - согласился я, - но это не мертвечина. Ага, вот и след.
На известковых плитах пола ясно отпечатались два тёмных пятна – следы сандалий. Я двинулся по проходу, разглядывая пол. В ярком утреннем свете были ясно видны следы, идущие в обоих направлениях. К спальне Корнелии вели многочисленные отпечатки, они наступали друг на друга и скоро сделались неразборчивыми. Следы, ведущие в обратном направлении, были много слабее и без пяток, словно оставивший их удалялся на цыпочках.
- Он остановился здесь, как ты и сказал, а потом пустился бежать. Зачем лемуру бежать на цыпочках, хотел бы я знать? И в чём это он изгваздался, что так наследил?
Я опустился на колени и стал разглядывать следы, едва не касаясь их носом. Луций, забыв патрицианскую гордость, последовал моему примеру.
- Фу! – заявил он, морщась. – Запах гниющей плоти!
- Никакая это не гниющая плоть. Обычная вонь от испражнений. – Я выпрямился. – Пойдём, посмотрим, куда ведут эти следы.
Следы привели по проходу за угол к закрытой двери.
- Это выход на улицу?
- Нет, - смутившись, ответил Луций, к которому вернулась вся его патрицианская чопорность. – Это домашняя уборная.
Как и следовало ожидать, уборная столь утончённой женщины, как Корнелия, была роскошной и идеально чистой; только на полу темнели коричневые следы. Оконца под потолком были забраны решётками. Подойдя к мраморному стульчаку, я всмотрелся в темноту отверстия, в уходящую вниз свинцовую трубу.
- Она идёт прямо по склону Палатинского холма в Клоаку Максима и оттуда в Тибр, - гордо сказал Луций. Наши патриции стесняются говорить о телесных отправлениях, но римской канализационной системой они заслуженно гордятся.
- Человеку туда не пролезть, - заметил я.
- Человеку туда? Как тебе это только в голову пришло!
- Но как-то же он сюда попал. Есть тут кто-нибудь из слуг?
Прибежавший на зов мальчишка-раб отыскал для меня скребок.
- Что ты задумал, Гордиан? Осторожнее, эта плитка очень дорогая, она из лучшего камня! Не расковыривай её!
- Да тут и ковырять не надо, смотри. – Я поддел скребком одну из плит, и она поддалась без сопротивления.
- Ого! – Луций уставился в открывшееся отверстие. – Да здесь лаз! Подземный ход!
- Похоже на то.
- Кому-то надо туда спуститься!
- И не проси. Я туда не полезу, даже если Корнелия посулит мне двойную плату.
- Что ты, Гордиан, я вовсе не тебя имел в виду. – Луций посмотрел на мальчишку-раба, принесшего мне скребок. - Вот он парень щуплый, пролезет.
Мальчишка попятился, умоляюще глядя на меня.
- Думаю, не стоит рисковать. Лемуров там, пожалуй, и нет, но могут быть ловушки. К тому же парень может напороться на скорпиона или разбиться о камни, а это ни к чему. Выход из лаза мы найдём и так – он, скорее всего, идёт в том же направлении, то и канализационная труба.
Так оно и оказалось. Разглядывая с балкона уходящий вниз склон, мы прикинули, где канализационная туба спускается в долину между Капитолием и Палатином, чтобы войти в проходящую там Клоаку Максима. У подножия Палатина, на замусоренном пустыре, куда выходили задами склады и амбары, я заприметил густые заросли кустарника. Даже лишённые листвы, они были настолько плотными, что разглядеть с балкона, что там находится, не представлялось возможным. Мы стали спускаться. Луций, слишком тяжёлый и неповоротливый, очень скоро запыхался, да и его одежда и обувь явно не подходили для таких экскурсий; всё же он упорно следовал за мной. Наконец мы спустились и стали продираться в гущу зарослей, ныряя между ветками и отводя от лиц острые сучки. Наконец упорство наше было вознаграждено. За густыми ветвями кипариса скрывался лаз; и когда я заглянул внутрь, последние сомнения развеялись: то был выход из подземного хода, кирпичной кладкой и строительным раствором. Раствор был наляпан кое-как, многие кирпичи успели выпасть. Лаз был достаточно широк, чтобы человек мог пролезть без труда; но вонь наверняка отбивала бродяг или любопытных мальчишек всякую охоту туда соваться.