Лиля буквально заболела Ганди. Она засыпала и просыпалась с его именем. Раньше ей казалось, что это фигура речи, но оказывается, так и есть на самом деле.
Вокруг нее шла жизнь семьи, росла дочка, но Лиля не присутствовала в жизни близких.
Любовь — это болезнь. Ненормальное состояние организма. И как всякая болезнь, видоизменяет поведение.
Лиля часто плакала без причины. Иногда начинала плакать в своем доме во время ужина, а Ромочка смотрел в окно и делал вид, что ничего не происходит. Он боялся задавать вопросы. Точнее, он боялся ответов Лили, после которых ему ничего не останется, как только встать и уйти.
Он не хотел жить без своей дочери и не хотел, чтобы дочь оставалась без него на попечении матери, которая абсолютно сошла с резьбы. Ей море по колено.
Ромочка понимал, что его жена — не обычная, как мелкая карта в колоде. Она — с козырями, и ей дано больше, чем другим. И Ромочка прощал ей это «больше».
Мужское самолюбие — миф. Главное — остаться вместе любой ценой. Настоящая любовь — это прежде всего ответственность. Ромочка готов был переступить через себя, но не через своих.
Любовь набирала обороты. Лиля ждала перемены участи, но «фигули на рогули», как говорила ее маленькая дочка.
Ганди молчал с неприступным видом. Его лицо становилось величественным, как оттиск медали.
Лиля и Ганди являли собой композицию: мяч и стена. Чем сильнее бил мяч о стену, тем дальше отскакивал.
На этом фоне они продолжали свою работу, и сценарий получался замечательный, смешной и стремительный. Лиля привыкла понимать Ганди не только по произнесенным словам, но и по взмаху его ресниц. Она научилась читать его мысли. Они совпадали, как правильно подобранный ключ к замку: легкий поворот, и дверь раскрыта. Дверь куда? В придуманный мир — яркий, прозрачный и добрый.
Фильм, который они сочиняли, обещал быть долгоиграющим, то есть не стареющим. Так оно и получилось.
Лиля и Ганди не были расписаны в загсе, но они были расписаны на большом экране. Их фамилии стояли рядом. СО-авторы. Разве это мало? Браков на земле сколько угодно. Пошел в загс и расписался. А творческие браки, настоящее соавторство — редкость. Один на тысячу. И даже реже.
Фильм вышел и имел успех.
Поехали на премьеру в Ленинград. После просмотра — банкет.
Банкет окончился. Все разошлись, кроме Ганди. Ганди не мог встать со стула. Он находился в алкогольной отключке, и что с этим делать, Лиля не понимала.
Нужно было как-то переправить его в гостиницу и уложить спать. Но как переправить?
Лиля потянула его со стула. Ганди был тяжелый, килограммов восемьдесят, как мешок с картошкой.
Подошел официант — довольно спортивный парень — и выволок Ганди из зала, держа за подмышки. Его ноги волочились по паркету, «как два завядших гладиолуса». Выражение одного пьющего писателя. Он понимал в этом толк.
Официант вынес груз на улицу и положил на крыльцо. Его ждала работа.
Лиля осталась рядом со спящим Ганди. Дул ветер. На Лиле был красивый модный плащик, но легкий, практически летний.
Ветер продувал ее до костей. Рядом — любимый человек. Не защитник. И не помощник. Нагрузка, при этом неподъемная: восемьдесят килограммов. Но любовь…
Самая большая нагрузка — это отсутствие любви.
Лиля остановила такси и попросила шофера загрузить тело в машину.
Шофер хотел запросить двойную цену, но постеснялся. Ему стало жалко молодую Лилю, посиневшую от холода.
Таксист — крепкий мужик. Взвалил Ганди на плечо и отнес в машину. Положил на заднее сиденье.
Лиля села рядом с шофером. Поехали.
— Это муж твой? — спросил таксист.
— Нет.
— А кто?
— Соавтор.
— Кто? — не понял таксист.
— Коллега. Работаем вместе.
— Сожитель, что ли? — догадался шофер.
— Типа того…
— А жена у него есть? — поинтересовался шофер.
— Есть.
— Так пусть она и возится.
— Она и возится, — сказала Лиля.
— А ты при чем?
— А я в промежутках.
— Дура ты, — сказал таксист. — Извини за грубость. Брось его. Не ломай свою жизнь.
— Он хороший, — возразила Лиля.
— Водка любое поле перепашет. Беги от него, как в атаку. Он бракованный. Понимаешь?
— А вы откуда знаете?
— Знаю, раз говорю.
— Легко сказать: беги. А если без него не дышится? А если без него земля пуста.
Но и с ним как на льдине. Льдина треснула, половинки разъезжаются. Стоишь враскоряку. Одна нога на одной льдине, вторая — на другой. Трещина расширяется. Надо перебраться на одну льдину, но на какую? Ганди не зовет. Ромочка выжидает. Можно бросить одного и другого и уйти в никуда. Это все равно что провалиться между льдинами и оказаться в жгуче холодной пучине.