– А наша реальность? Она может измениться?
Он кивнул.
– Да, вполне. Поскольку в отсутствие реального течения времени она будет во временном отношении к нашей вовлеченности в прошлое, это может втолкнуть ее в совсем непохожую временную плоскость.
Она опустила глаза.
– Значит... вопреки вашему первоначальному утверждению, что-то все-таки может произойти... то, чего не случалось в прошлом.
– Полагаю, да, миледи... Что-нибудь еще?
– Нет... пока нет.
– Я буду у себя в каюте.
После его ухода она закрыла дверь, но не на замок. Позволив полотенцу соскользнуть на пол, подошла к дивану и легла. Она знала, что он вернется, иначе и быть не может. И когда он вернется, его будет ждать радушный прием, такой же, какой раньше ждал других...
Нет, не совсем такой же, подумала она, нахмурившись. Он, в конце концов, будущий отец ее ребенка, ее... монстра. Но, ребенок ли, монстр ли, он будет плоть от плоти его, так же как и ее. И это, вдруг поняла она, совершенно уникально... и необыкновенно чудесно.
Когда стены комнаты начали мерцать, она растерялась. Нет, она не сомневалась, что они попадут во временной шторм. Но она ожидала, что, когда все начнется, он будет у нее в объятьях.
Потом она вспомнила, что слышала о временных штормах кое-что еще.
Подобно ураганам у них есть «глаз»...
Кросс приподнялся на диване, сел. Шторм остался позади. Леди Вероника лежала с закрытыми глазами. Она дышала тихо, почти незаметно. Выражение холодной циничности, подаренное ей цивилизацией, стерлось с ее лица, и сейчас оно походило на лицо маленькой девочки.
Теперь он ее знал почти так же хорошо, как и она себя...
И она знала его почти так же хорошо, как и он сам...
Он сидел, наблюдая за ней, и в нем росло незнакомое чувство нежности.
Потом он подумал: «Но она же звездная леди...»
Потом: «Но она же женщина, единственный тип женщины, который я мог знать и с кем иметь близость... мать моего ребенка, который будет...»
И потом: «Она провела меня. Она знала, она наверняка догадывалась...»
И потом: «Нет. У нее не было свободы воли, не больше, чем у меня. Свободы воли во время шторма нет. По крайней мере, не больше, чем порядочности, сострадания и любви в цивилизации, созданной и ведомой авантюристами...»
И потом: «Но это... Возможно, это любовь, а если и не любовь, то может превратиться в нее в других условиях, в другой обстановке...»
На Гоморре?..
– Гоморра, миледи.
Ее упакованные сумки стояли у двери. Она подняла одну, он взял другую. На ней было белое утреннее платье, ее волосы еще сильнее навевали мысль о спелой марсианской кукурузе, но глаза теперь не имели ничего общего с ледяными озерами Фригидии. Ведь ледяные озера Фригидии никогда не тают.
Она проследовала за ним вниз по спиральной лестнице к открытому люку. Он услышал вздох: перед ней открылся неожиданный вид – поля, фермы, леса, реки.
– Но это не Гоморра,– сказала она. – Где... где космопорт?
– По ту сторону гор. Но не беспокойся, о нас не забудут. Прилетят, заставят вернуться и пройти все бюрократические процедуры. Но я хотел, чтобы прежде ты взглянула на монстров.
Она обвела взглядом раскинувшиеся поля. Вдруг ее лицо побледнело. Кросс услышал, как она опять охнула, а потом – шум детских крыльев и беспечный утренний смех.
– Но почему?.. Они же не монстры!– Ее глаза широко раскрылись.
– Монстры – их родители и родители их родителей... По крайней мере, в глазах Совета Земли и корпораций, таких, как твоя и ей подобных. Какому-нибудь тираннозавру даже птица счастья показалась бы монстром... Понимаешь, для завершения мутации требуется три поколения — возможность этого Совет Земли не учел.
– Почему сейчас не учтет? Зачем скрывать этих дивных созданий?
– У корпораций мощное лобби. Представь только, как информация об этой эволюции, став доступной, отразится на их бизнесе. К тому же, подозреваю, у них врожденный страх перед ангелами. Но я уверен, что это вопрос времени: рано или поздно Совету Земли придется что-то решать, а тем временем «монстры» будут спокойно жить и развивать свое общество.
Первая гоморритянка, красивая голубоглазая девушка с крыльями амура, легко приземлилась на палубу шлюза.
– Добро пожаловать на Гоморру,– сказала она.
Вероника протянула руку, чтобы поздороваться.
– Ох... как же она восхитительна!
– Да, миледи. И все остальные тоже.
– Перестань называть меня «миледи»! А... мои правнуки тоже будут такие?
– Да, будут, миле... то есть Вероника. Но только не твои, а наши.