Какое-то время Берк лежал неподвижно, потом встал и слепо побрел к такси. Бесшумно вращая лопастями, машина поднялась в низкое небо. И там, высоко над улицами и их огнями, над смехом, вином, женщинами и песнями Берк заплакал.
Такси высадило его на крыше Вельд-билдинг, и Берк, спустившись в свое логово, прошел в бар. Налил себе в высокий стакан бренди и выпил его залпом. Налил еще. Подумал мельком: где-то сейчас жена? Наверное, с любовником. Или работает на базе «Вельда»? Ну и ладно; еще меньше заботила Берка личная жизнь супруги, которую он почти не знал.
Он выпил бренди, налил себе еще, ощутил, как внутри разливается приятное тепло. Коридор ночи больше не казался ему таким уж пустым.
– Нет пророка в своем отечестве,– пробормотал он себе под нос. Обдумал эти слова и произнес их громче: – Нет пророка в своем отечестве. – А следом: – Вверх, корабль, взлетай!
И выпил третий стакан.
В комнату вошла робот-служанка и сделала книксен.
– Вызывали, сэр?
Берк запустил в нее пустым стаканом.
– Пошла вон!
Он промахнулся, и стакан разбился о стену. Робот снова сделал книксен.
– Простите сэр,– сказала служанка, послушно пятясь из комнаты.
Берк не стал заморачиваться с новым стаканом и приложился к горлышку. Время помчалось, точно девица, подхватившая юбки: мимо проносились часы и свистели минуты. Глубоко погрузившись в туман опьянения, Берк отыскал там истину и вцепился в нее. А ведь Леа Волькер – его собственность! Знает она об этом или нет, примет она это или нет – но он ею обладает. И пол-диван, на котором она возлежит, и окно времени, в которое пялится, кровать, в ко-
торой спит, вещи, которые носит, кондиционированный воздух, которым дышит,– все это принадлежит ему. Она всецело принадлежит Берку, как тот же «Девкалион», как тот же космопорт. Собственность – одушевленная ли, нет,– не может дать мужику от ворот поворот. Напротив, мужик волен распоряжаться ею, как ему заблагорассудится.
Когда он выбрался на крышу и залез в такси, с неба уже лил дождь. Берк этого не заметил. Над Олд-Йорком сверкали молнии; гром смыкал исполинские челюсти, словно перемалывая зубами кости ночи. В Садах Афродиты любовные гнездышки стояли под дождем, как ряд серых капустных кочанов. Берк выбрался на улицу – в лицо хлестали холодные струи, но он не обращал внимания,– и направился к обрамленному кустарником порогу.
В темноте он нашарил кнопку дактило-замка и сразу прижал к нему подушечку большого пальца. Он не мог позволить себе остановок и задержек, иначе в нем пропадет та новая личность, которую пробудил бренди. А без новой порции спиртного Берк рисковал стать прежним Антоном Берком... И все же через секунду он замер, прямо на пороге. Он-то ждал, что застанет Леа в гостиной, что она будет сидеть там на мягком полу, скрестив ноги, и таращиться в окно времени. Весь его хрупкий план начинался с этого момента, но Леа в гостиной не было. Там царила темнота, и экран окна не работал.
Так может, Леа в спальне?
Коленки задрожали, и трепет охватил все тело. Берк наконец вошел в тускло-освещенную комнату и, осмелев,– в сторону спальни. Наткнулся там на пиджак, лежащий справа от двери. Берк замер, точно получив камнем промеж глаз. В каком-то смысле, так оно и было.
Перед мысленным взором возникло миловидное нордическое лицо Линдквиста. Берк вспомнил, как Леа, кружась в танце с мэром, уходит от него, и в горле снова встал ледяной комок страха. Теперь-то ясно, для чего ей потребовался визит в мэрию. Точнее, мотив был бы ясен сразу всякому, разве что не дураку. А Берк еще думал, что это он – причина ее синяков под глазами и худобы!
Пиджак маячил в тусклом свете расплывчатым пятном, и Берк тешил себя слабой надеждой, что это ему лишь мерещится, что это он вообразил себе – чтобы самого себя помучить. Молясь, что вот сейчас пиджак исчезнет, Берк наклонился... но никуда пиджак не делся. Напротив, Берк увидел его ужасающе четко и ясно и только сейчас отметил его цвет.
Белый.
Протрезвев, Берк вышел на улицу под дождь. С неба лило еще сильнее, и когда Берк забирался в салон такси, он вымок до нитки. Должно быть, холод окончательно вернул его к жизни, и Берк внезапно поразился, осознав, что не так с дождем.
Отклонений было несколько. Во-первых, было начало трехдневных выходных, а по выходным дождя не бывает. Во-вторых, дождь лил с небывалой силой; а ведь дождь бывает нежный, никак не проливной. И в-третьих, он был холодный, хотя дождям положено быть теплыми...
Берк резко выпрямился. Возможно ли, что он ошибся в вычислениях? Возможно ли, что тектоническая революция уже началась? Сердце бешено заколотилось. Берк велел водителю везти его к Вельд-билдинг и уже десять минут спустя вышел из лифта на подвальном этаже и приблизился к большому координатору. Один взгляд на таблицу, и он понял все: предсказанные им сейсмические колебания вдоль западного южноамериканского побережья начались преждевременно, и первая точка из глобальной системы станций по контролю климата, существовавшей еще до Исхода, оказалась разрушена. Из строя вышла вся система. До начала революции оставались считанные часы.