Мортби разделся до трусов, спрятал пистолет в ботинок и нырнул, раздвигая тростник. Вынырнув, снова скользнул под воду, однако на илистом дне ничего и никого не заметил. Отплыв подальше от берега, еще раз скользнул под воду: здесь было чище и лучше видно, однако все равно никакого тела на дне Мортби не обнаружил. Тогда он сдался и поплыл обратно к берегу. Рациональный по своей природе, он решил, что к этому времени София должна была утонуть, и поэтому нечего тратить силы впустую.
Уловив какое-то движение на противоположном берегу, Мортби поднял взгляд – прямо на него смотрел человек- козел. Он был по пояс скрыт кустами, но видимая часть тела в точности соответствовала описанию Телиставвы. Живой, сатир впечатлял куда сильнее, нежели мысленный образ, и Мортби невольно ахнул. Еще никогда он видел таких ярко-зеленых глаз и таких ярко-красных губ. Чешуйчатые плечи и руки вызывали омерзение. От вида серого торса тошнило. Загнутые рога вызывали одни лишь дурные ассоциации.
Позднее Мортби даже не мог вспомнить, сколько они так простояли, глядя друг другу в глаза, но вот Телиставва повернулся и исчез в чаще. Мортби запомнил лишь выражение насмешки в зеленых глазах, да собственное отвращение, которому неприятно удивился. Стук удаляющихся копыт возвестил о том, что Мортби остался на берегу один, и вот, когда стук смолк, повисла полная тишина.
К тому времени, как Мортби возвратился в лагерь, солнце уже опустилось за горизонт, а небо приобрело тот самый ярко-синий оттенок, что предшествует наступлению темноты в умеренных зонах Денеба-12. Мортби собрал
группу в общественном центре и коротко доложил о произошедшем. Анита побледнела; на лице у Жюн отразилась смесь страха и восхищения. Утонченное лицо Саммертона стало мрачнее тучи.
– Должно быть, она утонула, спасаясь от этого существа,– сказал он. – Правда, странно, что ты не нашел тела.
– Поищем завтра. Жаль, не прихватили акваланг.
– Слушайте!– внезапно призвала Анита.
Звук, поначалу слабый, постепенно сделался отчетливей и громче – это пела свою грустную песню флейта. Группа вышла под синее-синее сумеречное небо и вслушалась в траурное звучание, что долетало до них поверх застывших, точно статуи, деревьев,– такое необъяснимо знакомое и в то же время мучительно неузнаваемое. Вот на мгновение мелодия зазвучала еще громче и пошла на спад, пока наконец совсем не умолкла.
Повисла долгая и пустая тишина.
– Флейта Пана,– произнес наконец Саммертон. – Сиринга.
Мортби кивнул: Телиставва – как и его давно почивший земной родственник – был музыкантом. Мелькнувшая в голове ниточка мысли порвалась, стоило ухватиться за нее чересчур живо: что-то связанное с озером, камышом, смехом Телиставвы и его игрой на флейте... Но мысль ушла, и Мортби, как ни старался, вспомнить не мог.
– Я бы выпила,– внезапно сказала Жюн. – Как насчет вас, народ?
– Рюмку, не больше,– ответил Саммертон. – Потом я иду спать.
– На ночь выставим караул,– решил Мортби.
Саммертон кивнул:
– Хорошо. Первая вахта – твоя. Беготня по лесу вымотала меня, нужно отдохнуть. Ноги болят – сил нет.
Мортби нахмурился. Рейнман вчера, перед тем как исчезнуть, тоже жаловался на боль в ногах. Есть ли тут связь? Мортби поспешно прогнал мысль: придавать значение столь распространенному среди людей недугу – верх глупости.
– Разбужу тебя примерно в час,– сказал он Саммертону.
Жюн тем временем смешала ему напиток.
– Будем,– сказал Мортби, поднося к губам прозрачную питьевую емкость.
Жюн задумчиво отпила из своей.
– У меня такое чувство,– сказала она,– что ты не все нам рассказал. Что ты видел у озера?
– Даже если и видел, то не запомнил. Насколько я могу судить, София бросилась в озеро и утонула.
– Она была отличной пловчихой. Могла запросто переплыть озеро и присоединиться к Телиставве на том берегу. Ты ведь не знаешь наверняка, правда?
–Нет знаю! Если бы ты видела Телиставву в лицо, то поняла бы, что ошибаешься.
Жюн взболтала содержимое емкости.
– Ну, не знаю... По-моему, он даже симпатичный.
Мортби посмотрел на нее с отвращением. В этот момент Саммертон с Анитой вышли на улицу, и палатка осталась в полном распоряжении Мортби и Жюн. Наконец он сказал:
– По-моему, ты перегибаешь палку.
– Правда? Вряд ли. Сатиры всегда казались мне интригующими. Я бы не стала убегать.
Глядя на улыбку, что играла на тонких и в то же время чувственных губах Жюн, можно было подумать, что она шутит. Впрочем, Мортби так не казалось.