-Джон, ты немного бледноват. Тебе нездоровится. Позволь, Мэри приготовит тебе поссет.
Парамур как-то неестественно рассмеялся.
— Нет, нет, я вполне здоров.
После этого мистер Ньюболт, казалось, опять погрузился в сон (конечно, если бы кто-то прежде мог подтвердить, что он вообще просыпался), но когда Парамур был уже в дверях, мистер Ньюболт поднялся и сказал:
— Если бы он только был похож на свою сестру — все было бы иначе! Ибо такой милой и кроткой леди нигде не сыскать! Я слышу ее шаги, когда она идет по свету. Я слышу шурх-шурх-шурх ее шелкового платья и позвякивание серебряной цепочки у нее на шее. Ее улыбка полна утешения, а ее глаза — добры и радостны. Как же мне не терпится ее увидеть!
— Кого, сэр? — озадаченно спросил Парамур.
— Ну как же! Сестру его, Джон. Его сестру.
Снаружи на Фрайдей-Стрит шел холодный мелкий дождь. Парамур поднял глаза и увидел идущего навстречу обтрепанного деревенского верзилу в надвинутой на глаза интересной шляпе, которую он очевидно смастерил себе из старых газет. Верзила, должно быть, его толкнул, потому что Парамур (который всю неделю не спал), неожиданно утратив равновесие, схватился за стену. Всего лишь на мгновение он к ней приник головой, но тут же заметил в кладке крохотные золотые песчинки.
Фруктовый сад был обнесен стеной из розово-красного кирпича. Некогда стены были увиты розами, но теперь стояла зима и от них остались лишь тернии. Там была трава, и там было много яблонь. Но теперь трава и яблони были зимние. Лучи зимнего солнца и голубые тени в замысловатом узоре сплетались на черном одеянии бледного короля. Его руки, полностью в черном, были скрещены на груди. Носок его черного сапога выстукивал по земле. Он вскинул голову и посмотрел на Джона Парамура.
Парамур резко проснулся. Очень медленно он побрел назад в дом застывших часов. В таком дождливом сумраке Лондон казался приснившимся городом, а его обитатели привидениями. Этим вечером Парамуру донесли, что Ральф Клеррихью (свечник из Ислингтона, которого Исаак вернул из забытья четыре недели назад) исчез с лица земли.
На следующий день (который пришелся на среду) в три часа пополудни Парамур спускался по лестнице в доме застывших часов. Один шаг — смертельная усталость. Второй шаг — смертельная усталость. На третьем шагу он наступил на ветхую доску, и лестница содрогнулась, осыпав паутину и грязь. Парамур поднял глаза и вовсе не был удивлен, увидев падающие ему в лицо крохотные золотые песчинки.
Следующий шаг — и бесплодный фруктовый сад, а в нем — усмехающийся бледный король.
В это мгновенье Лорд Морфей выкрал обратно прачку из Мортлейка — мать четырех крох. В четверг, в то время, как у Парамура дважды опускались веки, лорд Морфей забрал назад матроса-негра и известную проститутку по имени миссис Афра Пичли; в пятницу — ребенка и кукольника-альбиноса из Вапинга; а в субботу — перчаточника и его жену. В воскресенье Парамур уснул на целых четверть часа, но лорд Морфей не забрал никого. Парамур гадал, уж не в шутку ли это Морфей — корчил из себя великое божество, отдыхая на седьмой день. Но ни в одной из книг Исаака не было ни малейшего упоминания о том, что Морфей умеет шутить.
До следующей субботы во всех кофейнях и тавернах Лондона соревновались за описание самого чудовищного способа помешать Парамуру заснуть. Но будь хоть все рассказанное правдой — без толку, ведь к следующей субботе Морфей забрал назад всех выходцев с того света, кроме двоих.
В доме застывших часов покойная еврейка заглянула в чулан, где хранились книги и снадобья ее отца, и нашла Парамура, ссутулившегося на полу и клюющего носом над раскрытой книгой.
— Вставайте, Парамур! — крикнула она
Парамур медленно поднялся на ноги.
— Таким усталым я еще никого не видела — сказала она.
— Ох... я вовсе не устал. Это все дом. Он такой мрачный. Это нагоняет сон.
— Так уйдемте отсюда сейчас же и отправимтесь хоть куда! Согласны?
— Ох... — начал было Парамур, но почему-то не мог вспомнить, что хотел сказать.
— Парамур!
Она взяла его лицо в ладони.
— Я родилась в Венецианском Гетто, куда все любопытные приходили посмотреть на евреев. Там я видела благородных испанских леди, таких смуглых, нежных и пылающих, как закат. Парамур, вы бы хотели увидеть леди, цвета испанского сада в летний вечер?
Парамур едва заметно улыбнулся своей прежней лукавой улыбкой.
— Я предпочитаю женщин, цвета английских садов в зимний полдень. Такая вот меланхолическая английская странность.
Покойная еврейка рассмеялась и заговорила о странностях англичан...