– Тебя зовут, дурилка, – усмехнувшись, беспощадно изрек Даниэль. Он сидел с важным видом, закинув ногу на колено, даже не помышляя подняться, чтобы поприветствовать главу своего клана.
Дориан медленно поднялся, и он не успел что-либо ответить в свое оправдание, как Оли Тихий перехватил инициативу (кто бы сомневался):
– Боги! Господин Беднам! Я вам так рад! – он пожал ему руку слишком восторженно и слишком сердечно.
– Да-да, господин Тихий, взаимно, – отмахнулся от него Дезмонд, также пожимая ему руку.
– Так славно, что вы заглянули! – все повторял Оли, перебирая нелепо своими короткими ножками. А я своим зорким глазом увидел, что Дезмонд незаметно передал Тихому какое-то письмо. Тот тут же спрятал его в карман, даже не глядя.
Их движения были так отточены, вероятно, им приходилось это делать множество раз.
Что-то мне это совсем не нравится.
– Дядя! Ха! Тут так здорово! Гляди, здесь всюду костюмы и декорации и все такое! Господин Милон написал пьесу, вы представляете? – пораженно и в то же время восхищенно лепетал Дориан.
– Господин Милон, – он одарил меня нехорошим взглядом, что был присущ их жуткому семейству. – Я обязательно расскажу о вашей пьесе господину Ярузалевскому. Любому творчеству не помешает хорошая встряска.
– Нет нужды, – мило улыбнулся я, делая над собой неимоверное усилие, – я уже имел возможность рассказать господину Ярузалевскому о пьесе.
– В таком случае, жду не дождусь премьеры, – процедил он, – Дориан, нам пора, нас ждут дела.
– Да, дядя, премьера будет высший класс, – подал голос Даниэль из своего кресла, чем обратил внимание Дезмонда на себя.
– Ты тоже тут? – как бы между делом поинтересовался он, не выражая при этом ни малейшей заинтересованности.
– Как видишь, – ухмыльнулся Даниэль.
Они говорили так, будто между ними существовал некий скрытый конфликт. Ранее я такого за ними не замечал.
– Я надеюсь, Дориан, ты играешь ведущую роль? – спросил Беднам старший, намеренно игнорируя Даниэля. Но тот оставался невозмутим – вероятно, привык.
– Лучше, дядя! – воодушевился племянник, – я помогаю за сценой!
– Это что еще значит? – недовольно нахмурился Беднам.
– Ох, а я предупреждал господина Милона… – было уже начал причитать Оли Тихий, но я его поспешно перебил.
– Это значит то, что Дориан, – заговорил я непоколебимым тоном, – вносит неоценимый вклад в создание спектакля, господин Беднам. Так что прошу вас позволить окончить нам репетицию.
– Как вам будет угодно, – процедил Дезмонд, – но Дориана мне придется забрать.
О, богини, как мне пережить эту потерю?!
Однако ответил я следующее:
– Прискорбно, нам будет очень не хватать дорогого господина Дориана.
– Тогда я с удовольствием останусь! – тут же с готовностью выпалил парень, но Дезмонд схватил племянника за плечо и потащил к выходу, не оставляя ему права на выбор.
– Пошли, – проговорил он, не собираясь прощаться ни с кем из присутствующих.
– Господин Милон, я обязательно вернусь! Не вздумайте скучать по мне! – кричал довольный Дориан, пока не скрылся в дверях.
– Ох, какая наивность, – усмехнулся тихо Даниэль, – никто и не будет скучать по тебе, дурилка.
Он поглядел хитро на меня, и я вновь уловил в его взгляде невероятную жестокость и хладнокровие, которые видеть мне приходилось не часто. Что ж, это прозвучало довольно-таки угрожающе.
Вся эта сцена произвела на меня крайне неприятное впечатление – подозрения увеличивались в моей душе, порождая все большие сомнения и опасения. И даже последующие стычки с господином Тихим в этот день, не смогли вытеснить их, продолжая подпитывать прискорбные догадки и чувства.
5.
Душа моя пылала негодованием, я вышел на улицу перевести дух – солнце клонилось к горизонту, выкрашивая небо в кровавые цвета. Я заметил, что Филиппа также вышла подышать свежим воздухом, сидя на лавочке под одним из деревьев. Я без промедлений проследовал к ней, содрогаясь от бушующей ярости в моей груди, рука моя тянулась к сигаретам, и кажется, я более был не в силах сопротивляться.
– Чертов Оли Тихий! – прошипел я гневно с той ненавистью, на которую только был способен. Достав сигарету, я стал нервно ее поджигать тонкой спичкой, что никак не хотела гореть.
– Эй, Милон, – позвала Филиппа своим мягким бархатным голосом, – ты куришь?
Легкое удивление проскользнуло в ее тоне, она поглядела на меня в неком сомнении.
– Я в завязке, – я тут же смял сигарету и уставился в одну точку, еле сдерживая огненные чувства.