Выбрать главу

Берти закончил говорить и пару минут мы молча складывали одежду, а госпожа Пай стояла вытаращив глаза и глядела на своего внука, не зная что сказать.

Элисса и Клеменси вежливо удалились в соседнюю комнату, а Вивиан с Банни предусмотрительно остались, в случае если будет нужна их помощь.

Госпожа Пай побледнела, затем покраснела и, взяв какие-то бумаги со стола Берти, начала ими швыряться в окно. Вивиан с Банни пытались ее остановить, используя, как довод, который должен был, по их мнению, вернуть госпоже Пай здравый смысл, мольбы и крики.

Берти, перестав собирать вещи, хмуро поглядел на бабушку и, резко схватив чемодан, вышел из комнаты. Я последовала за ним, сгорая от ужаса и неловкости – никогда не мог подумать, что госпожа Пай опуститься до таких выходок и истерик.

Мы вновь позорно сбегали из этого дома, и намечавшаяся тенденция мне абсолютно была не по нраву.

– Куда мы идем? А как же вещи? – испуганно спросил я.

– Все равно она выкинет их на улицу, там и подберем, – равнодушно, но стараясь при этом сдерживаться, сказал господин Пай, – только…

Он остановился, словно размышляя о чем-то важном.

– Что? – оглядывался я, опасаясь безумной старушечьей погони.

– Я заберу еще кое-что, – в мрачной задумчивости произнес Берти, чем даже немного напугал меня.

Быстрым и решительным шагом, он устремился вглубь дома, и, миновав несколько комнат, дошел до самой мрачной из них. Это была та самая гостиная, в которой собирался Совет семи лордов, когда я попал в воспоминание.

Берти потянулся к футляру из-под скрипки, который висел с необычной важностью над камином, и, забрав его, отправился обратно.

Русалочья скрипка… которую он обещал Натаниэлю.

Так-так.

Мы вышли на теплое солнце и направились к окнам покоев господина Пай, которые были распахнуты настежь и из них, словно в каким-то пресловутом женском романе, вылетали рубашки, брюки, книги, бумаги и прочие вещи несчастного наследника клана.

Богини, я все понимаю, но книги-то за что?!

Берти без лишних эмоций начал собирать вещи, разбросанные под окнами его собственного дома. Я поспешил ему на помощь.

– С этих пор, – кричала разгневанная госпожа Пай, лишь завидев нас, – ты мне больше не внук! Не смей упоминать свою причастность к моему клану! Я выброшу все, лишь бы не засорять этот дом ни единой твоей вещью!

Клаудия Генриховна выглядела безумной – ее волосы выбились из строгой прически, глаза лихорадочно блестели, лицо сводило судорогой. Сердце мое сжималось от столь устрашающей картины – мне казалось, ее сейчас хватит удар!

Но это было еще малое, ведь к своему ужасу в окнах я также заметил Флору с Полли. Девушки, видимо привлеченные к гнусному занятию без права выбора, выбрасывали вещи брата наравне с госпожой Пай. Флора была напугана, всем своим видом показывая, как ей это не по душе, Полли выглядела растерянной и готовая вот-вот расплакаться.

Через четверть часа все вещи, так любезно переданные нам дамами этого клана, были сложены и Берти ни с кем не прощаясь, направился к лошадям, которые вероятно уже устали ждать. Я тащил всевозможные кульки, господин Пай нес чемодан, но вещей для наследника великого и могущественного клана у него, признаться, было немного.

– Вы не жалейте о своем поступке? – спросил я его любопытства ради.

– Нет, нисколько, – выдохнул Берти, – наоборот, я рад, что мне больше не придется возвращаться сюда. Поспешим, я слышал, Алессандра не любит, когда опаздывают к ужину.

– Это верно, – согласился я.

Мы нагрузили наших коней и, оседлав их, быстро помчались домой.

3.

Следующей ночью я вновь проснулся от душераздирающего крика, однако Берти оказался рядом со мной, и мы оба подскочили в постели.

– Что это было? – сонно и испуганно воскликнул он.

– Не знаю, но здесь можно ожидать чего угодно, – устало произнес я, спешно накидывая на себя халат.

Мы поспешили вниз, откуда предположительно донесся возглас. Этот возглас мне был до боли знаком, и я почувствовал себя, словно в дне, а точнее в ночи сурка. Я сразу понял, что это кричала Франческа.

Мы с Берти первые прибежали на место происшествия – Франческа, приняв воинственную позу, занесла над распростертым на полу человеком сотейник. Этот человек распластался посреди холла и держался за нос, подобно господину Пай накануне. Выглядел он весьма жалко и ничтожно.

– И я вчера вот так же лежал здесь, – в ужасе произнес Берти, припоминая не столько боль физическую, сколько силу морального унижения.

– Ага! Я поймала вора! – торжествующе воскликнула Франческа, – а вы еще меня упрекали за мою бдительность!