Повисла тишина, никто не смел вмешиваться, и лишь Руслан, который был в конец растерян, тихо спросил у Мэри:
– Матушка, у нас, что теперь каждый день будет кто-то появляться в семье?
– Нет, что ты, сынок, – поспешила успокоить ребенка Мэри, – этот господин просто гость.
– А дядя Берти?
– Он член семьи.
– Я уже запутался, – пожал плечами племянник.
– Еще мне придется наложить на тебя заклинание, потому что ты видел Руслана, – добавила Филиция, поглядев из-под своих хмурых бровей.
– Нет, прошу, я уже и позабыл, кто такой Руслан, – попытался спасти свое положение Габриэль.
– Это все потому, что вы, дорогая тетушка, – важно начал я, но, поймав недобрый взгляд Филиции, тут же осекся и поспешно добавил, – то есть кузины не восстановили барьер.
– Так он от нечисти защищает, а не от людей, – хмыкнула Франческа.
– Как по мне, некоторые мужчины истинная нечисть, – многозначно поглядев на Габриэля, прошипела Скарлетт.
Беднам младший через силу улыбнулся и помотал головой, словно дивясь той злости, что источала из себя девушка.
– Неважно, – продолжил я, не сдаваясь, – барьер необходимо восстановить и как можно скорее.
– Не сегодня, – возразила Роберта, – нам сейчас нужно готовиться к вечеру, у нас выход в свет.
– Знаменитый звездопад, ах, да, – припомнил я.
– Ежегодно весь пригород собирается в резиденции Беднам «Призрачная аллея», чтобы там полюбоваться дождем из падающих звезд, – объяснила Роберта.
– Хотя Дезмонд и не хотел в этом году собирать гостей у себя, – дополнила Филиция, – но обязательства того требуют.
– А как же фестиваль? – напомнил я, приготовившись уже капризничать и канючить, словно малое дитя.
– Да сходим мы на фестиваль! – не выдержала Франческа, – на него лучше ходить под конец, когда начнутся скачки.
– На них обычно собирается весь пригород! – восторженно произнесла Мэри.
– Хорошо, так и быть, уговорили, – сдался я, – надеюсь, сегодня будет не менее интересно, чем на фестивале.
– Я с вами не поеду в резиденцию, мне нужно в центр узнать насчет работы, – предупредил Берти, – как только все решится, я подоспею чуть позже.
– Отлично, – одобрительно кивнула Филиция, – значит, договорились.
– Боги, Милон! – воскликнула неожиданно Рири, глядя на оборот газеты, что я держал в руках, – про твою пьесу написали статью!
– Что?! – опешил я.
– Да, вот же гляди, Рири в невероятном возбуждении вырвала газету из моих рук и начала читать, – «Подающий надежды драматург и писатель Милон Оскар Альдофин в прошлом месяце блеснул своей изысканной и остроумной постановкой в пригороде Кастонии графства Ром-Анов. Пьеса, написанная вышеупомянутым писателем, имела большой успех у местных сливок общества. Также господин Альдофин имеет в багаже своего творчества весьма интересный роман»!
– Ого! – вырвалась у меня.
Трепет и восторг охватили кузин, они начали без умолку щебетать, а тетушка тепло заулыбалась. Берти бросился меня поздравлять, и даже Габриэль, охваченный всеобщей радостью, разделил восхищение и восхваление моего творчества.
– Какая прелесть! – залепетала Мэри, – наш кузен известная личность!
– И мы тоже играли там! – воскликнула Франческа.
– Как я рада за тебя, кузен, – обняла меня Филиппа.
– Это прекрасная новость, думаю, вскоре вами заинтересуется какой-нибудь издатель, или эта газета захочет опубликовать ваш роман по главам! – предположила Роберта.
– Может твою пьесу захотят поставить в столице? – мечтательно произнесла Рири.
– Я так и знала, что вы прославитесь, – утвердительно закивала головой Алессандра.
– Вот бы Марк Ярузалевский это сейчас увидел, – с досадой проговорил я.
– Кто? – нахмурилась Рири.
Все поглядели на меня с интересом – в глазах их читалось непонимание.
Ах да, они о нем опять забыли.
Все, как и должно быть.
– Да, так, – отмахнулся я, стараясь замять разговор, – приятель с учебы, который потешался над моими рукописями.
– Он определенно не стоит вашего внимания, кузен! – поддержала меня Франческа.
Все последующие сборы сопровождались бесчисленными восторгами и мечтам, в которых я становился знаменитым на весь мир, а мои кузины баснословно богатыми. Я сиял от счастья, не веря, что меня, наконец, после долгих страданий и бесславия, заметили. Признаться, я и сам, подобно кузинам, уповал, что меня непременно оценят по достоинству и это поможет мне заниматься лишь своим любимым делом, тем делом, ради которого я был рожден. А это значило, что я получу долгожданную свободу, о которой уже и не грезил в самых сокровенных мечтах.