Роберта и без того выглядела весьма загадочно и неприступно, но перед собственной свадьбой эта аура таинственности усилилась настолько, что я право терялся и не понимал поведения и странных реакций своей кузины. Но жизнь продолжала вереницу суетных дел, ничего не могло остановиться – сестры с удовольствием и упоением носились по магазинам, Алессандра составляла меню, с таким знанием дела, словно свадьбы в нашем особняке событие постоянное. Соседи выражали нам мнимое уважение и приносили свои поздравления, девицы, что когда-то имели сердечную привязанность к господину Романову или даже некоторые виды на него, сквозь лживые улыбки раскланивались с новоиспеченной невестой, как и всегда полагая, что красивым по привычке достается все легко. И если так уж и вышло родиться красавицей, твое положение и остальные нюансы не важны, не заметны – ты не имеешь право на сострадания, ведь раз уж ты красива, стало быть, у тебя есть все. Хотя те же особы не побрезгуют утверждать, что красота вещь довольно-таки относительная.
И вот в одно пахучее свежее утро июньского дня гостиная была покрыта белоснежными праздничными тканями, словно пол и мебель окутало пушистое белое покрывало снега. Солнце переливалось на ткани, проникая сквозь нее, от чего она словно светилась от причудливого волшебства природы.
Нина Батье специально приехала в дом на холме, оставив привычное рабочее место и изменив своим жизненным принципам, лишь ради Роберты – ее любимицы, музы и эталона изящества.
Ткани порхали в воздухе по веянию девушек, гам и шум стоял в комнате, не смущали их ни громкоголосые птицы за окном, не подкрадывающаяся жара. Лишь Роберта была молчалива и задумчива. С нее снимали мерки, прикладывая ткани к ее изящной талии то так, то эдак, а она, словно статуя, казалась столь тихой и безвольной. Никто, кроме меня, особо не обратил на это, незначительное обстоятельство, внимание, все были слишком заняты платьем. И нельзя никого было упрекнуть в подобной невнимательности, ведь это было подвенечное платье будущей хозяйки графства! Нина Батье была полна таким воодушевлением, что если бы она удостоилась чести одевать королеву или императрицу, не столь бы гордилась, как сейчас.
Не мне единственному из присутствующих бросилось в глаза непривычное состояние Роберты.
– Дядя, – серьезно спросил племянник, что сидел со мной в стороне от бурных приготовлений, как и любые мужчины, которым недозволенно принимать участие в важных женских затеях, а лишь молча ненавязчиво наблюдать со стороны, не забывая отсчитывать нужные суммы, – разве свадьба не радостное событие?
– Безусловно, очень радостное, – ответил я, не понимая поначалу, отчего возник этот вопрос у Руслана.
– Почему же тогда тетя Роберта так печальна? – удивился мальчик.
– Знаешь… – растерялся я, не менее удивленный проницательности его вопроса, – тут все не так однозначно… я думаю, она очень счастлива, однако оставить родной дом, матушку, сестер и нас с тобой тяжелое испытание. Каждая девушка вынуждена уходить из семьи, покидать все, что ей так ценно и входить в свою новую семью, семью мужа.
– Но господин Натаниэль не имеет семьи! – недоумевал племянник.
– Правильно, но Роберта должна жить в его доме и отныне подчиняться правилам новообретенного клана и семьи. Блюсти их законы и действовать исключительно в их интересах, даже если эти интересы не совпадут с интересами ее родного клана.
– Это как-то несправедливо, – нахмурившись, в задумчивости произнес Руслан. Затем помотав возмущенно головой, он выдал, – и зачем люди вообще женятся!
Я поглядел на племянника, слегка усмехнувшись. Да, дети и впрямь, говоря что-то не подумав, попадают в самую точку.
Затем мы с Русланом за ненадобностью были выдворены из дома, дабы не мешать снятию мерок для платья. Это в свою очередь не особо расстроило нас, ведь это означало, что нам, наконец, выпало немного времени потренироваться на свежем воздухе – тем более что погода как никогда располагала к занятиям. Руслан делал успехи, его невидимый на первый взгляд прогресс набирал обороты, и грудь моя невольно выпячивалась вперед от распирающей ее гордости. К счастью, никто из дам не трогал нас в то прелестное утро и мужская половина семейства (точнее сказать не половина, а самая малая ее часть) смогла, наконец, заняться своими делами, не распаляясь на удовлетворение прочих прихотей женской половины (точнее сказать большую ее часть).