– Заумные книжки не всегда благо, чем проще слова, тем лучше, – в сомнении протянул господин Астраль, – разве кому-то из читателей захочется ломать голову над каким-нибудь трудным словом, пытаясь отыскать значение в словаре или в недрах собственного сознания?
– Не знаю, – слегка улыбнулся я, – а это плохо?
– А вы, господин Милон, – резко спросил меня господин в сером костюме, – вы бы что выбрали – написать шедевр, оставшись безызвестным или написать посредственную историю, получив свой кусочек славы и обожания?
– Безусловно, я выбрал бы первое, – сдержанно ответил я.
– Ну, это вы еще весьма молоды, вот так и говорите… – засмеялся господин в сером костюме, будто я выдал какую-то шутку.
– Повествование и сюжет, насколько я понимаю, тоже должен быть весьма примитивен, чтобы не дай богини обременить мозг читателя? – ядовито ухмыльнулся я. – Хотя если его не обременять излишними думами, там вскоре и обременять будет нечего.
– Вы слишком строги и требовательны, господин Милон! – отмахнулся господин Астраль, – большинству людей просто-напросто некогда даже взять в руки книгу! Они, как правило, заняты повседневной рутиной, заботой о семье, ее финансовом благополучии и прочими хлопотами! Их не в чем обвинить!
– Когда чем-то пылко увлечена душа, то время становиться невероятно податливым и идет на уступки, – повел я плечами, – мое писательство не воспринималось всерьез моей матушкой и она заваливала меня поручениями и заботами, которые не кончались. Но я все же находил время для своего занятия, что поддерживало во мне дух и согревало холод в сердце. Поэтому, я полагаю, что если человек чем-то по-настоящему увлечен и его интерес расплескивается через края, он всегда для этого найдет время. Сейчас же, – продолжил я, переводя дыхание, – я занят делами клана, а также благополучием своих домочадцев. И из-за этого я всегда нахожу себе оправдание, почему не могу сейчас писать. Но это лишь примитивные отговорки, ведь если бы я по-настоящему хотел, я бы писал, пренебрегая сном и здоровьем. Скорее всего, у меня выгорание, но я опасаюсь признаться в этом даже самому себе. – Я задумался, глаза мои потухли, и я решил перевести немного тему в предыдущее русло, – хотя для чтения нужно тоже иметь определенное терпение и мужество, уметь давать книге шанс, быть неспешным, что конечно же трудно представить в столь суетливом и быстротечном мире, как сегодня.
Эта красноречивая триада произвела неизгладимое впечатление на моих новообретенных товарищей. Она была так правдива и так неуместна, что ни у кого из присутствующих не нашлось, что мне ответить. Господин Астраль поспешил перевести тему в более безопасное русло:
– Господа, что ж… пора бы заняться чтением отрывков вслух и прибегнуть к легкой критике, – затем он повернулся ко мне, поясняя свои слова, – мы делимся друг с другом нашими трудами, и совместными усилиями направляем рукописи каждого в верном направлении.
– Занятно, – вяло отозвался я, едва стараясь скрыть свое презрение.
И они стали зачитывать свои наброски вслух по очереди. Я решил забиться в дальний угол и напиться, потому что испытывал моральную тошноту, безразличие и скуку вкупе. Меня нисколько не трогали их произведения искусства, я вообще был не уверен, что подобная писанина может трогать какого-нибудь уважающего себя человека. Я страдал, но вино скрашивало мои мучения, я силился думать о чем угодно, лишь бы не вслушиваться, но комната была одна, она давила своими книжными стеллажами и уже не казалась мне столь приветливой и уютной, как вначале. Искусству, наверное, тоже больно, что до него впредь дотрагиваются самые бесталанные представители человечества.
Когда очередь дошла до меня, и глаза полные любопытства устремились на мою персону, я, предвкушая, какое разочарование обрушу сию минуту на своих слушателей, как мог сдержаннее произнес:
– Я не принес свои рукописи.
– Как же так? – поджав губы, проговорил Аристарх.
– Как можно было их забыть? – взволнованно запричитали другие.
– Я их вовсе не забыл, я и не собирался их брать, – пожал я плечами чересчур равнодушно. – Я не ношу их с собой, не имею такой привычки.
– Что? – пронесся нервный шепот по комнате, из которого прорывались нотки недовольства и удивления.
– Вы меня извините, но я не нуждаюсь в чужих советах, лишь я сам мой главный критик и почитатель. Мне важно, чтобы моя рукопись в первую очередь устраивала меня, и пока это так, мне совершенно безразлично, что думают о ней другие. А теперь, я вынужден откланяться, – я поднялся, с наслаждением оглядывая их изумленные лица, – час уже поздний, а меня ждут дома.
И я покинул книжный клуб, так толком и не вступив в него. Не став полноценным писателем в их сообществе, не прочитав вслух чего-то достойного внимания. Внезапно я осознал, что есть другие пути и шансы, что я обладаю достаточной изобретательностью, чтобы изменить все коварство этого мира, обернув в свою пользу.