Самой же Мэри Глен подарил красивое лазурное платье из легко шифона, которое должно было так завораживающе развиваться при ходьбе, что у многих могло захватывать дух. Это был очень смелый шаг, ведь всем было известно, что Мэри не изменяет своему траурному платью вот уже пять лет и менять его не намерена. Все настолько привыкли видеть ее исключительно в черной одежде, что позабыли те времена, когда она носила светлые платья и шляпки. Но Глен был преисполнен энтузиазма, он был твердо намерен вытащить Мэри из затянувшегося траура, который делал ее жизнь несчастной. Ему казалось несправедливым, что такая прекрасная девушка, в самом расцвете своей молодости должна чахнуть и походить на тень от самой себя, когда мир так полон жизни.
Мэри поначалу с тревогою взглянула на платье, недоверчиво оглядывая его, будто ища в нем изъян. В глазах ее, однако, читалось, как ей до смерти хотелось примерить обновку. Глен о чем-то с ней поговорил, и они пришли к компромиссу, что Мэри обязательно наденет платье к какому-нибудь значимому событию, но ей нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Все были так увлечены своими подарками, что не заметили, как их матушку тоже не обделили вниманием – Глен достал из кармана серебряный локет украшенный засушенными васильками и тихо произнес:
– Я помню, как он тебе понравился, когда мы гуляли по вишневой аллее близ океана в Эльфляндии. Я раздобыл его, хоть это было непросто. Для тебя, милая.
Лицо госпожи Альдофин просветлело, словно лучи Эльфдянского солнца коснулись его, будоража глубоко в душе самые сокровенные воспоминания. Она вмиг растаяла, будто и не было той холодности, которую она так упорно источала из себя. Глен ласково убрал волосы с шеи Филиции и застегнул цепочку с украшением. Она прижала локет к груди, мечтательно о чем-то задумавшись.
Глен наклонился к ее уху и шепотом настойчиво спросил:
– Обожаешь?
Она повернулась к нему, заглянув в озорные, но такие искренние глаза и коротко шепнула:
– Обожаю.
Все это время я спокойно сидел в кресле, наблюдая за своими домочадцами и участвуя в рассмотрении подарков из чистого любопытства. Я поражался, как Глену Монтеро удалось так правильно и точно подобрать подарки для всех дам – у него многому можно было научиться, безусловно. Даже Алессандра не осталась обделенной – ей был торжественно вручен набор для написания писем, включая отменные перья, новенькую чернильницу и бюваре. Все женщины в доме были так счастливы и спокойны, как легко за одно мгновение они изменились, стоило их сердец коснуться любви и внимания! Женщины и впрямь хрупкие существа – им так мало нужно для счастья.
– Милон, – подозвал меня господин Монтеро, – я и тебя не оставлю без подарка, не переживай.
– А? – не понял я.
– Вот, возьми, – он протянул мне сложенный перочинный ножик, – я немало бед миновал благодаря ему. Ты здесь остаешься за старшего, пока меня нет, так что пусть он тебе послужит. Только осторожней – его лезвие ядовито.
– Ну что вы, господин Монтеро, я не могу его принять, – смутился я, никак не ожидая подобного внимания к моей скромной персоне.
– Нет-нет, – решительно замотал головой Глен, – ты – семья, так что должен тоже что-нибудь получить в подарок.
Я – семья?
Кузины, расцеловав своего дарителя, с веселым и громким щебетом унеслись наверх прятать богатства в своих покоях. Я же заметив, как пристальный взгляд господина Монтеро упал на Филицию, тоже предпочел удалиться. Не подыскивая никаких предлогов, лишь пробормотав короткое «Прошу прощения», я поспешил выйти из гостиной.
Господин Монтеро, не теряя времени, без излишних церемоний впился в губы Филиции с невероятной страстью, рожденной долгой разлукой. Госпожа Альдофин, позабыв о своих обидах, что диктовали ей правила поведения с гостем на протяжении всего обеда, ответила ему взаимностью и влюбленные упали на диван. Но не долго им предстояло наслаждаться долгожданным уединением – во входные двери нетерпеливо постучали.
Филиция подскочила, словно застуканная девица, и, выглянув в окно гостиной, воскликнула:
– Это Редьярд! Немедленно прячься! – приказала она в невероятном волнении, но Глен и не собирался послушаться – вмиг он оказался возле дверей и не долго думая отворил их.