Между этими пляжами — верхним, смерзшимся в камень, и нижним, покрытым всего лишь ледяной коркой, — пролегала пограничная полоса футов десять шириной, ничейная земля, разделяющая конфликтующие силы стихии.
Кромка ночного прилива была отмечена мерзлыми разводами соли, повторявшими форму пенистых языков прибоя, выброшенных океаном навстречу ночной темноте и схваченных морозом. Застывшая кайма полной воды — само олицетворение духа энергии и движения — лежала передо мной, отделанная фестонами и затейливыми кружевами замерзшей пены, еще недавно украшавшей шуршащие языки прибоя.
Все это словно заснуло колдовским сном, запечатлевшись в соленом льду, сильно напоминавшем ноздреватый снег. У самого верхнего края этот остекленевший образ прибоя представлял собой тонкую, словно глазурованную, пленку. Толщина противоположного края достигала двенадцати — пятнадцати дюймов. Лед затем обрывался, словно обломившись там, где начинался скат пляжа, ведущий к самой воде. Обледеневший пляж простирался к северу и югу миля за милей, насколько хватает глаз.
Дальнейшая история этого льда довольно интересна. Двое суток держался пронизывающий холод, на третьи потеплело, так как ночью ветер изменил направление, и очередной прилив слизал этот ледяной панцирь без остатка. Однако полоса пляжа, где лежал лед, осталась заметной, потому что песок там пропитался водой и успел промерзнуть на значительную глубину. Вскоре верхний пляж отогрелся — холод словно по крупицам выходил из песка, — а нижний пляж, который поддавался теплу с каждым новым приливом, застывал снова и снова, когда сходила вода. Полоска погребенного льда не уступала оттепели еще в течение двух недель, сопротивляясь солнцу и зимнему дождю, лившему не переставая целыми сутками. Эта полоска обладала странной особенностью то исчезать, то появляться вновь. Ее заносило песком, смачивало водой. Казалось, изменения самого пляжа должны были разрушить ее до конца, но она сохранялась. Для тех, кто пользовался пляжем, эта полоса промерзшего грунта обратилась в нечто вроде тайной тропы. Служащие Береговой охраны хорошо изучили эту дорогу и придерживались ее по ночам.
Мне вспоминается, как однажды, заблудившись, я тоже стоял в темноте, ощупывая песок своим пляжным посохом в поисках этой путеводной нити. Мало-помалу приливы и солнце сломили сопротивление льда. Он исчез, и наши ищущие ноги лишились его опоры.
В тот ненастный морозный день обширные заболоченные пространства тоже обратились в пустыню. Соленый лед лег широкими кольцами, обрамлявшими обширные плоские острова. Замерзли обмелевшие протоки, а более глубокие покрылись ледяными лепешками, беспорядочно плавающими по прихоти приливных течений. Ландшафт стал по-зимнему однообразным. Лед сковал воедино, в гладкую забеленную равнину, протоки и острова.
На следующее утро было солнечно, но довольно холодно, я вышел из дому на минутку для того, чтобы взглянуть на болота. Далеко в стороне, милях в полутора, что-то темнело посреди одной из незамерзших проток, напоминая крупную неведомую птицу. Приблудный гусь? Достав бинокль, я обнаружил, что этот предмет был не чем иным, как головой оленя, плывущего по течению. В тот же миг до моего слуха донесся отдаленный собачий лай. Парочка мародерствующих дворняжек, промышлявших в округе на свой страх и риск, выследила в дюнах оленя и загнала его в ледяную протоку. Тот плыл по течению, но вскоре повернул к берегу и вышел из воды позади «Полубака».
Животное оказалось молодой самкой. Мне пришла в голову мысль — я верю этому по сей день, — что олениха была тем самым существом-невидимкой, которое оставляло иногда следы копыт неподалеку от «Полубака». Кажется, она жила в сосняке на краю болота и приходила в дюны на рассвете. Однако вернемся к описанию ее приключений: в течение всего дня я видел, как она стояла на островке посреди болота, спрятав красновато-коричневое туловище за стеной высокой травы; когда наступила ночь, олениха была все еще там — заблудшая частичка живого тепла посреди ненастья. Что же так испугало ее, мешая вернуться? В ту же ночь ожидался прилив невиданной высоты; он должен был поглотить острова, накрыв их пластом воды и плавающего льда по меньшей мере фута на два. Отважится ли олениха плыть к берегу под покровом темноты? После полуночи я вышел в опустевший мир и увидел болота, блестевшие льдом под звездным небом. Однако я не сумел разглядеть островок, где стояла олениха, отличив лишь его кромку, призрачно мерцавшую во мраке.