Появившись на каком-нибудь пустыре, кран вытягивается во весь свой длинный рост и, выставив вперед прямые сильные руки, приступает к работе. День ли, ночь ли — ему все едино. Он не боится ни жары, ни холода, ни дождя, ни ветра. И вот вскоре возле него поднимается светлое нарядное здание. А кран, как будто устыдившись своей наготы и худобы, исчезает, чтобы на следующий день его длинные стальные кости появились на новом месте, в новом квартале, там, где еще вчера были лишь глиняные хибары, маленькие и темные.
Солнце грело все жарче. На горизонте медленно покачивались в струящемся воздухе неясные контуры холмов.
— Да… Что это я сказал? — услышал я вдруг голос дедушки Зиё. Мне стало неловко: задумавшись о своем, я не слышал, о чем говорил старик.
— Я говорил, что народ наш расшевелился, задвигался, все он в дороге, все ему некогда, — без моей помощи поймал нить своих рассуждений дедушка Зиё. — В наше время жизнь была медленная, сонная. Люди вроде и не спали, но и нельзя сказать, чтобы бодрствовали, а так, дремали. Появится за десять—пятнадцать лет что-нибудь новое — хорошо, а нет — тоже неплохо. Да и что нового могло появиться?.. И-и-и, не спрашивайте, углум. Пророют пару верст арыка или, например, построят водную крупорушку и счастливцы. А теперь?.. И дня человек напрасно не проживет. Ну, а по правде говоря, зачем же человек и появляется на свет? Чтобы поесть да поспать? Нет. Для того чтобы сделать что- нибудь доброе на земле, оставить после себя хороший след.
Дедушка Зиё минуту помолчал.
— Правильно Ахрор говорит, плохо, если мечта у человека маленькая, скучно он проживет свою жизнь. Знаете, углум, ведь у меня тоже есть большая мечта. Хочу под конец своей жизни взять, как его, ну… машина, которая поднимает воду?
— Насос, — подсказал я.
— Вот, вот. Хочу взять в колхозе саженцы и этот самый насос и посадить в городе большой сад, такой, чтоб после моей смерти люди добром обо мне вспомнили. Вот тогда я глаза закрою спокойно, буду знать, что все в жизни сделал, что надо. Только сил у меня мало, углум, стар я. Ну ничего, молодые помогут. Теперь дело за вами… Вот сын мой, Кобилджон, стал геологом. Тоже неплохое дело. Ведь сколько гор создал господь бог, а стояли без толку. Никакой пользы от них человеку не было. А теперь в горах добывают серебро и золото…
Мы сидели на горячем шифере под жгучими лучами утреннего солнца, но дед не торопился спускаться вниз.
Я подмел и полил двор, вынес табуретку и поставил ее в тени под виноградником. Взяв на руки Зафарджона, я сел, наслаждаясь покоем и вечерней прохладой. Но не прошло и нескольких минут, как из дому послышался голос моей жены:
— Дорогой, полил бы ты улицу перед домом. Выплесни на землю несколько ведер воды — сразу пыли меньше станет. — И хотя она была в комнате и никак не могла увидеть моего недовольного лица, добавила с укором: — Кто, кроме тебя, может это сделать? Дедушка Зиё или тетушка Икбол? Вставай, вставай, дорогой, от работы еще никто не умирал.
А я-то с таким удовольствием уселся, так приятно было слушать лепёт Зафарджона! И вот на тебе, нашла все-таки для меня работу.
Я неохотно поднялся и пошел поливать. Но, вылив ведер десять—двенадцать, вошел во вкус. Со мной часто так бывает: берешься за какое-нибудь дело неохотно, а потом втянешься и бросать не хочется.
Я полил уже большую площадку, а некоторые места даже два раза и возвращался от арыка с новым ведром воды, когда мне преградил путь какой-то франтовато одетый парень.
— Э, да ведь это, кажется, товарищ Сафоев? — довольно бесцеремонно обратился он ко мне.
— Да, — сухо ответил я, поставил ведро. — А в чем дело?
— Не торопитесь, придет время — узнаете. Значит, улицу поливаем. Дело доброе. Видать, вы любите добрые дела делать.
В его тоне слышалась явная насмешка. Я приписал это тому, что он просто пьян. А это было заметно по его тону, то тому, как нетвердо держался на ногах. Поэтому, не обращая внимания на его тон, я спокойно повторил:
— А в чем, собственно, дело?
— Да вот слышал я, вы фельетончики пописываете. Хотел бы с вами поближе познакомиться. Если, конечно, не возражаете. — Покачнувшись, он сделал несколько шагов мне навстречу.
Теперь я понял, что этот человек явился сюда неспроста, но решил выждать.
— Может, пройдем до закусочной, по сто граммов раздавим.
— Благодарю вас, я не любитель ста граммов.
— У вас, может, денег нет? Так вот, у меня хватит. — И парень вытащил из кармана пачку измятых кредиток.
Мне этот разговор начал надоедать. От этого нахала пора было отделаться. Я прикидывал, как лучше поступить, и вдруг заметил, что парень весь съежился и задрожал, словно нашкодивший пес, заметивший хозяина с хорошо знакомой плеткой. Оглянувшись, я увидел, что к нам направляется дядюшка Ахрор. За ним, опираясь на палку, торопился дедушка Зиё. Глаза у дядюшки Ахрора округлились и готовы были выскочить из орбит. Видно, он только что мыл руки и, не успев вытереть, так и шел с засученными рукавами.