— Которую?
— Звездочка моя ясная! Подпишусь под каждым словом. — И отрубился.
Я несколько минут прислушивалась к его дыханию — непривычно. Сколько помню, рядом только детское да кошачье сопение было.
Утро началось с поцелуев с двух сторон и горячего шепота:
— Мамочка, ты уже проснулась, уже не будешь так долго спать? Тихо, Любава, не толкайся, пусть папа спит, а мамочку мы уже разбудили.
— Солнышки мои, — я сгребла их в охапку.
От вида сиюящих восторгом глазёнок стало неприятно внутри — как я могла про них там, в тумане, забыть?
— Давайте потихоньку пойдем на кухню и там пошушукаемся, пусть папа спит, — «спящий» папа с трудом сдерживал улыбку.
Поцеловав папу, пошли на кухню, и пока я готовила завтрак, вывалили на мамочку ворох новостей:
— Мы так по тебе скучали, все были грустные. Антипа даже рыдал возле Стёпки, деда Поля стал как… как… держидерево… его Стёпка так обозвал. А Зять бегал в какой-то… забыла… ну, в другую страну… принес травку на пузе. Дядя Тахирон её оторвал, и Зятю было больно, а потом ему все залечили, а он к Муське не идет. Антипа сказал, что ждёт, когда ты проснешься, а Муська там одна с лошадёнками, ой не… там же Кузема. Ой, мамочка, «самая главная радость случилося — у Артемия-ить сестричка родилася», назвали как тебя, Зинушей, папочка её так назвал и на ручках держал.
— Артёмка теперь нос задирает, у нас-то сестрички или братика нет, — вздохнул Лучик, — зато мы собрали игрушки для чарфиков маленьких, дедушка старенький — ланда, сказал, что они бедные-бедные. А дедушка ланда маленький, с меня ростом, но какой-то шаман, а Стёпка с ним ругался, а ещё, когда спал долго, он матерился, а деда Поля велел не слушать, а чего, мы давно это всё слышали уже. А котики каждый день у окна сидели тихо-тихо.
Стукнула входная дверь и в кухню ввалился Пол — весь зеленый, заросший, с повылазившими повсюду сучками — осторожно обнял меня и всхлипнул:
— Дочка, еле дождался!
— Пол, ты ж ребятишек обдерешь своими сучками, ты прямо саксаул!
И тут Пол неприлично заржал:
— Вот она, ехидность иномирская, один держидеревом обозвал, вторая саксаулом, чё это такое?
Рассказала про саксаул и аксакала — смеялись все, на смех появился папа.
Едва сели завтракать, один за другим пришли:
Арди (у деда Арди всё время дергалась щека, сдал его Лучик),
Антипа (ить как в воду смотрел ланда), и бочком, охая и стеная, вполз кот.
Все замолчали, с интересом глядя на нас. Кот задрал моську:
— Можно подумать! Я что должен был делать, если тебя куда-то понесло не в ту степь — вот и пришлось кошачьи любовные песни вспомнить, простыми-то я бы не докричался, про любовь же пел!
— Да, от твоих песен скулы сводило, и хотелось тебя прибить, — выразил общее мнение Дим.
— Во! — кот поднял лапу кверху, — иди ужо, обнимемси и мировую выпьем! Я старый, больной, ранетый в жестоком бою. Ты, правда, тоже, но, моей заслуги, несомненно, больше. Да, я знаю, что от скромности не помру! — видя, что я смеюсь, котика понесло. Чтобы заткнуть фонтан красноречия, взяла его на руки, и тут котище всхлипнул и, обняв меня за шею, уткнулся мордой мне в ключицу.
— Честно если, говорю один раз при всех — я для себя решил, если не вернешься, уйду к тебе. Вот, можешь считать это публичным объяснением в любви!
— Ну, после твоих песен, об этом, похоже, весь Унгар в курсе.
— И ты ещё спрашиваешь, в кого я такая ехидна? — повернулся кот к Антипе, — я не буду показывать когтем, я покажу всей лапой.
— Кот, а что за травку Зять тебе принёс?
— Эликсир кошачьей жизни, аналог нашей валерьянки, сильна травка, мертвого поднимает, наша земная послабее будет!
— Смотри, подсядешь на неё, наркошей станешь!
— Станешь с вами, когда дедок всю экспроприировал, «для нужд страдающих чарфи», — процитировал он, — они её рьян-травой зовут, там какие-то мыши в мужиков превратились и, похоже, для усиления мужской силы она и нужна. Ну, типа нашей Виагры что ли. Я-то без стимуляторов обхожусь, а там что за мужики, не видАл!
— От ить како тебя с радостев заносит, а я и рад, лучше тако болтай, чем когда в лёжку лежал — мне без тебя, корефанище, жисть не мила казалася! Ты ить под шкуру с когтями влез ко мне, а и противный, а нужон! Зинуша, надоть ить тебе на дочушку, како и ты поименованную, глянуть, заведено у нас тако!
— Како, тако, — передразнил кот, — придём ужо!
— Ты потом мне про энту Виагру обскажешь, без ребятишков, для интересу и расширения… энтого… а, кругозору.
Как всегда, с грохотом влетел Таши и закружил меня, а когда поставил, рядом оказался дедок мелкий, типа нашего чукчи, узкоглазенький и весь такой, как из пергамента.