- Наливай, начальник, - хмыкнул Эдик, - ещё раньше проводивший Сорокина и тестя.
- Тамбовский волк тебе начальник, - отрезал Иван.
Напарники выпили.
- Не знаю, как Валентин Кириллович, как ты с Владькой, но я в этот раз не дам свесить на себя все косяки управления и управленцев. Более того. Я хочу алаверды. По полной.
- Чё-то ты злой, как чечен из лирики Пушкина.
- Разозлили. Они нас вышвырнули, как нашкодивших котов, а собрали, как беглых рабов. Дело мы, конечно, раскроем, но не для новых дырочек на их кителях.
- И чего ты хочешь? – спросил Эдик, - Вернуться?
- Нафиг. Подняться. Подняться, как твой тесть когда-то. И при этом кое-кого ткнуть мордой в то дерьмо, в котором мы три года барахтались.
- Казанцева?
Иван подцепил на вилку ломтик селёдки.
- Его в последнюю очередь. Он только прихвостень. Есть должники и покруче.
- А вот говорят, что вендетта совсем не в ходу у наших офицеров, и особенно у оперов, - задумчиво сказал Эдик, разливая остатки водки.
- Это верно. И эта итальянская фигня точно не для нас. У нас с тобой будет всё по-простому, по-русски, я бы даже сказал, по-пацански, типа адекватной «ответки». Если ты со мной, конечно.
- Конечно, - ответил Эдик, выпивая, - конечно я с тобой, напарник. Ты мне только пить больше не давай. Торможу плохо.
- Я заметил.
- Иван… Ну, прости.
- Проехали. Но давать пить больше не буду. Замётано, - кивнул Иван и забрал у него рюмку…
***
Ольга чмокнула Судзуки в щёку и отправила его таксовать, указав на него как на таксиста бабке с баулами. Он вздохнул и поехал срубить хоть пару сотен, а Ольга лениво упала на свой надувной матрас и уставилась в потолок.
На допросе она сказала, что живёт совсем одна в этом мире, но это было чистой воды позёрство. Вот они – раз, и все пришли на её зов. У неё и правда нет семьи и нет друзей, нет коллег и соседей, но есть они – Рая, Лиля, Судзуки и пан Збышек. Это её команда, которую она собрала по крупицам, сидя в тюрьме. С этим можно начать партию против холодной Снежной королевы, выстудившей её жизнь.
Колька прав – она имеет право мстить. Теперь имеет и сообщников, потому что месть как любая война требует огромных людских ресурсов. Осталось найти деньги, потому что месть, хоть и подаётся холодной, остывшей до жирной плёнки сверху, но состоит из очень дорогостоящих ингредиентов, так что деньги нужны.
До этого момента она не нуждалась ни в чём. Даже минимальный комфорт ей был не важен – просто крыша над головой, просто свитер и джинсы, просто картошка с тушёнкой, а то и без неё. Но она нашла и прочитала книгу, оставленную ей её отцом. Весёлая книжка про деревянного человечка, который сунул свой нос куда не надо. На две трети листа картинка, снизу пара предложений. А поверху на каждой странице рукописный текст – всё, что отец и мама успели ей написать перед мучительной и ужасной смертью в пылающем огне пожара. Историю их любви, дружбы и предательства, историю ревности и зависти, которые привели их к такому концу. И историю семейного благополучия, которое и вызывало такую бурю. Теперь она не может остаться в стороне, и теперь она должна найти деньги на всё: на месть, на текущие расходы, на войну, на которую отправляется.
Приняв решение, Ольга встала, оделась и пошла на работу…
***
Иван смыл с себя озноб и пот – гадкие следы осени – и бухнулся на кровать, отправив дочь к матери. У него была лишь пара минут всё обдумать и всё решить.
Он не первый раз принимал решения один за всех, но раньше он был искренне уверен, что его поддержат. Теперь же, спустя три года, они все сильно изменились, и он пока не готов был поручиться за вновь собранную команду.
Эдька пьёт. Срывается втихушку от жены и тестя, прячется, стыдится, но совсем удержаться от зелёного змия не может.
Алла, потеряв новорождённого ребёнка, живёт будто в каком-то угаре – одним днём. Траур носить не стала. Полюбила вдруг тряпки и украшения, начала готовить для Влада, а на байке – он слышал – носится как камикадзе – совсем безбашенная. И Влад у неё на поводу идёт, не замечая, что жене нужна помощь.
Илья Борисович стареет, плохо слышит. То же самое с Крикуном. Хорохорится ещё, но уже ни сил, ни влияния не остаётся. Владиленыч помер в прошлом году. Ванька Сорокин совсем обарился, носится со своим отелем как с писаной торбой, да трясётся над детьми, как наседка, даже жену превзошёл в этом.