Он прижал её к себе и поцеловал в волосы. Они полежали на полу ещё полминуты, отдавая друг другу своё тепло. Потом поднялись.
- Посмотри мне в глаза, Ваня.
Он коротко на неё взглянул и снова отвёл глаза.
- Друзья? – уточнила Маша.
- Да, - кривя душой и губами, сказал Ваня.
- Давай, двигай диван.
- Я думал, только консоль.
- Нет, диван. От стены к окну. Давай.
- Ладно. Отойди тогда, а лучше выйди, не мешайся тут.
Маша ополоснула в ванной лицо и оправила одежду.
Она даже вышла в коридор – подышать. Там она столкнулась лицом к лицу с Лусинэ. Она даже не удивилась.
- Э-э, Маша? – замялась его жена.
Маша решила положить всему этому конец, но сохранить отношения.
- Люся? Вы? А Ванечка мне диван двигает. Сначала дверцу у шкафа чинил, но я его ещё припрягла. Вы уж простите меня, но я одна живу, мужских рук не хватает. Вот, пошла за соседом, Ванечке помочь. Вы заходите, заходите.
Его жена вошла и увидела, как Иван пододвинул диван к окну и уже расстилает перед ним ковёр.
- По-моему, раньше лучше было, - заметила Лусинэ.
- По-моему, тоже, - согласился с женой Ваня.
- А мне захотелось вдруг что-то поменять, - горько сказала Маша, - но ничего, так постоит, а надоест, я учеников попрошу, и они мне развернут обратно.
- Ладно. Маш, нам пора уже. Ты в следующий раз по телефону говори, чего надо, - попросил Ваня, - я хоть отвёртку с собой возьму, а то у тебя толком нет ничего из инструментов.
- Хорошо, Ванечка. Пока. До свидания, Люсинэ.
- До свидания, Маша. Кстати, у Миши, с которым вы у нас познакомились, наверняка есть инструменты.
- Наверняка. И у меня есть его номер телефона. Я просто по старой привычке Ванечку побеспокоила. Но, наверное, и в этом пора что-то менять, да?
- Да. До свидания, Маша. Кстати, скоро у мужа моей сестры день рождения. Миша наверняка придёт.
- Я буду очень рада, если Эльза пригласит меня на семейный праздник.
- Я ей передам. Идём, Иван.
- Пока, Ваня.
- Пока, Маша.
Они ушли, и Маша без сил опустилась на диван, ставший теперь поперёк комнаты, вдоль окна. В книгах такие сцены не описывались. Там, если книжная жена или любовница заставала милого с другой в пикантной сцене, то следовал книжный, даже театральный разрыв. Но в реальной жизни им всем поневоле придётся годами смотреть друг другу в лицо. Впрочем, до постели они не дошли.
Правильно она соврала! Детство закончилось, но она не хочет терять друга детства из-за взбесившихся взрослых гормонов. Кстати, на друга семьи Лусинэ Мишу её гормоны никак не отреагировали, их больше волновал другой человек, сидевший с ней рядом за другим столом…
***
До Нового года они все измотались, но дело с мёртвой точки не сдвинулось. Они допросили всех подростков из своего списка и проверили алиби каждого из них. Никто не подходил по внешности, группе крови, или времени совершения убийств. Зато они получили такую волну родительского возмущения, что их всех смыло. Крикуна мордовали на совещании комитетов всех уровней и рангов, и он всерьёз подумывал об отставке. Но, надо отдать ему должное, он не стал зазря мордовать своих оперов, принимая удар административного воздействия на себя, а мужиков спрашивая только по делу только на рабочих совещаниях.
- Гиподинамия какая-то, ей богу! Дело завязло намертво! Нас обвиняют уже не просто в непрофессионализме, а в том, что мы тупо не хотим двигать батонами! – всё же рявкнул он на подчинённых на декабрьском совещании…
***
Маша закрыла все журналы за десять дней до Нового года. Классного руководства у неё, как у совместителя, не было, спасибо директору, так что она провела все контрольные точки и выставила все оценки чуть раньше срока. Дав себе таким образом ещё одну передышку перед праздниками – подумать.
Это единственное, что ей оставалось, потому что сделать она ничего не могла. Четверо детей убиты. Убиты возле её дома. И она уверена, что убиты кем-то, кого она, Маша, очень хорошо знала.
- Кто же ты, мой чёрный человек? Кто? – шептала Маша, открывая свою компьютерную базу.
Она была уверена, что всё, что нужно, чтобы поймать убийцу, находится в её папках, в записях о её учениках и их родителях. Она полторы недели сидела за компьютером, снова и снова перечитывая свои записи о детях. Она ничем больше не была занята. Она перестала убираться и готовить, и даже ходить за покупками…