Выбрать главу

- Как ещё на пятнадцать лет терпенья хватило.

- Говорю же, дура. Но в итоге она от него ушла. Нашла себе другого ухажёра. Сенечку. Семён Горбатый, вы же знаете. Известный ныне в городе сутенёр. Тогда он только начинал, на таких, как я, малолетках поднялся – за нас дороже платили, чем за старых уличных шлюх. Он с матерью не столько спал, сколько суп куриный жрал – гастрит у него. А на меня сразу заглядывался. В итоге дождался, пока матери дома не было, да изнасиловал. Хрипел на мне, что ещё благодарить буду, что он, а не какой-то жирный клиент, что он, мол, со мной ещё мягко обходится.

- Скот! Убью, - взревел Збышек.

- Погоди. Дальше что?

- А что дальше? Я к матери сунулась, вся потрёпанная. Она не поверила. Ещё и пощёчину дала. Сказал, что мы с отцом ей жизнь испортили и опять её счастью мешаем. Я к отцу пошла. Он Сеню отметелил, а тот на него заяву накатал. Батя сел уже за тяжкие телесные. Осталась одна. Тут Сеня и объявился. Забрал меня и к одному барыге в содержанки определил. Грозил, что если не с ним, то на панель поставит. Я сломалась. Два года жила с тем мужиком. Он меня трахал, но особо не бил, не обижал. Иногда деньги давал, а чаще сам покупал что-то – тряпки, цацки. Когда мне восемнадцать исполнилось, я сбежала. Аж до соседней области усвистала. Там меня Сеня и подловил. Вернул, избил. Потом выхаживал. И снова в содержанки сунул. Тот мужик бешеный зверь оказался. Избивал. Я опять сбежала. Там батя вышел, он меня к себе забрал. А Сене сломал ногу. Год жили с отцом нормально. Он пил, правда, но меня защищал. Потом опять Сеня объявился. Сказал, мол, мать убивается, что я с ней не вижусь. И ему, мол, совестно. Устроил меня в стриптиз, курсы пилатеса оплатил.

- И ты согласилась?

- А что? Жить на что-то надо. Танцевать – не спать. Я стала танцевать. А потом из кассы клуба огромная сумма денег пропала. Повесили на меня. Это мне Сеня так отомстил за ногу. Мне уже двадцать было, так что вкатили по полной. Села на пять лет. Потом год по амнистии скостили за первый раз. Вот вышла. А идти больше некуда. И ехать некуда. Ни денег, ни образования. Я бы в деревню вернулась, но и там одной не жизнь – сразу в проститутки запишут. С мужиком надо, - и она покосилась на Збышека, - а когда мы со Збышеком ушли, Сеня мне позвонил и сказал, что мне не жить, чтоб ходила и оглядывалась. А я не хочу. Хочу ему его поганые глаза выколоть и яйца оторвать, - мрачно повторила Лиля первую угрозу своему врагу, - поможете?

- Я за. Тем более, это он в тюрьму маляву прислал, что эту рыжую шалаву вся охрана иметь может, ей только в кайф будет. Вот тебя и таскали поначалу, - сказал Збышек, потирая кулаки.

- Точно. Потом ты вступился.

- Он там же работает? – спросила Оля.

- Да. Есть план?

- С ним всё просто. Отберём деньги, которые на тебя повесили. Чтобы хоть было, за что отсидела. И раз он такой насильник, то пусть на себе ощутит все прелести насилия. Что скажешь, Збышек – в тюрьме ему хорошо будет?

- Да он ни одной ночи один спать не будет, - мрачно сказал охранник.

- Вот так и поступим. А мать? Отец?

- Да ну их. Батя нам документы по старой памяти сделает и свалим. Я ему даже заплачу. На опохмелку. А мама пусть живёт. Я не прощу, но и мстить не стану.

- Хорошо. Решено. Коля?

- Д-да, Оленька?

- Узнай мне, как они в клубе деньги собирают, как хранят и как вывозят.

- Сделаю.

- Збышек, а ты девушку найди. Такую, чтобы заявление написала, а потом исчезла. Мы ей денег дадим. Она новую жизнь начнёт.

- Понял. Найду.

- Хорошо. Ну, а где пельмени-то? С утра голодная хожу.

- Ой, я сейчас, - и Збигнев кинулся на кухню.

- Твою мать! Всё в кашу! – донеслось оттуда.

Они переглянулись и улыбнулись…

***

В театре дым стоял коромыслом – и не от подготовки к премьере, а потому что шла война – полноценные боевые действия между враждующими сторонами: актрисой и режиссёром Еленой Глебовой, заслуженной-перезаслуженной, и молодой, но ушлой актрисой Ариной Кулебякиной, которая год как появилась, а уже всю труппу на свою сторону переманила, а главного режиссёра на свою половину постели перекатила. А главный-то тоже новенький, и ему тоже давно перед Глебовой склоняться надоело.