- Збышек, родной, а ты чего так кипятишься, а? Или ты всерьёз планировал быть в законе? Так мы не блатные, так, приблатнённые и то нифига, - и она лаково погладила его по плечу.
- Всё же как-то страшно, - сказала Лиля, отложив объявление. И так дико. Мы вроде ничего не сделали, а уже вне закона.
- Закон нас пережевал и выплюнул, никак нас не защитил, ничем нам не помог, так какая нам теперь разница, что мы вне его? – жёстко сказала Ольга и повернулась снова к Збышеку, - мы пробовали сделать всё по закону. Помнишь? Рая заявление на дядю писала, ты рапорт писал, я показания давала. И что? Что изменилось? А ничего. Но и мы не изменились, Збышек. Ты как был порядочным мужиком, так и остался, независимо от того, что охранник из тюряги. Лиля как не была никогда продажной в душе, так и не стала. Колька, я, как были лопухами с солнечной полянки, так и остались, всё ещё в чудо верим и в силу солнца и света несмотря на то, что во тьме живём. Мы все душу сохранили. Так что нам закон? Мы вот закончим здесь свои дела, сменим имена и паспорта и свалим отсюда. И где-нибудь у синего моря нам будет глубоко начхать на закон и что мы вне его.
- Правда? – с надеждой встрепенулась Лиля, - ведь правда же? Уедем, да?
- Прямо к морю, - кивнул Збышек, - просто теперь…
- Просто теперь будем чуть осторожнее. Для того всё и придумали. Наличка, карты, смена имиджа, съёмные хаты и несколько тачек под парами. Прорвёмся.
Они переглянулись и вернулись к своим занятиям, а листок Ольга смяла и сунула в печку…
***
Ромка заскочил в магазин под вечер – весь день провёл в отделе, вникая в дело Ольги Бариновой и её подельников. Он бы и подольше посидел – так его захватили перипетии их жизней, как в кино, как в романе, но уж октябрь на дворе, и руки и него начали подмерзать, всё же Сибирь не Калифорния. И Ромка решил выбрать себе шапку с шарфом и перчатки.
С шапкой и шарфом просто – обычная чёрная вязанная плюшка с небольшим отворотом и такой же простецкий шарф, в который просто можно подышать на морозе, а вот с перчатками, как всегда, засада. Кожаные не возьмёшь – пустой палец будет торчать и отгибаться на ветру, создавая определённый дискомфорт. Поэтому Ромка искал перчатки трикотажные, такие, в которых можно легко полый мизинец внутрь вогнуть и пришить, чтобы незаметно спрятать его отсутствие. Кое-как выбрав и отбив покупку пошёл к выходу, но продавщицы его пристыдили.
- Ой, мужчина, у нас же обувной магазин! Ну, зонты, сумки, шапки и перчатки – это ж так, сопутствующие товары. А вот у нас новые кроссовочки на меху пришли, по сезону, и все размерчики ещё есть. Ну, хоть посмотрите!
И глазами ещё пристреливаются. Ромка хмыкнул и вдруг решил пройтись по рядам. Всё же зима скоро, и кроссовки на меху тоже лишними не будут. А что денег нет – так их и не будет, если он в постели с больничным проваляется.
Он оставил свои покупки на кассе, свернул за угол длинного ряда с обувью и сразу замер. В противоположном ряду, в женской стороне стояла она. Стояла боком, задумчиво поворачивая в руках обувку, но он и боковым зрением узнал её – Ольгу Баринову, тоненькую и худенькую преступницу с короткой стрижкой на крашеных волосах с грустными глазами и нежным голосом.
Ромка сглотнул. Она вдруг подняла голову и посмотрела на него. Напряглась вроде, а потом вспомнила – вот точно вспомнила и чуть улыбнулась – совсем капельку, только уголками губ, уголками глаз, а Ромка расцвёл и двинулся к ней.
- Привет.
- Привет.
- А я за кроссовками пришёл.
- И я. Столько новинок завезли. Вот только выбрать сложно.
- И не говори…те… Я час промаялся, пока перчатки выбрал. У меня вишь, – и он протянул ей левую руку, на которой не хватало мизинца.
- Да, я ещё в первый раз заметила. А у меня на левой ноге мизинца нет.
- Да я знаю.
- Что?
Она отпрянула от него. И словно стальную стену возвела взглядом. Ромка мысленно чертыхнулся.
- То есть я не то хотел сказать. Я помочь хочу.
- Мне? Чем? То есть зачем? Мне ничего не надо. Я сама вроде…
Она уже бросила кроссовок на полку и затравленно озиралась, ища выход.