- Поздравляю, Чип и Дэйл, отличились. Хотя, по мне, так это Гайку вашу надо в званиях повышать, а не вас, - эта ваша Мышкина всю работу за вас сделала! – сказал он, пожав парням руки, - но, пятой жертвы не было, и на том спасибо. Вы бы и сами на него по свидетельским показаниям той девочки вышли, ваша Маша вас чуть-чуть опередила и то потому, что знала его, наверное, лучше всех.
- Вот этого она себе и простить не может, - вздохнул Эдик.
- Да, я слышал, что её в больничку положили. Как она?
- Сегодня выписывают. А так – всё равно плохо, - сказал Иван.
- Ну, ничего-ничего! Всё образуется. Вы её поддержите, навестите. Может она хоть вам признается, - как-то странно закончил он.
- Признается в чём? – спросил Эдик.
- Да мне всё один вопрос покоя не даёт – как она в здание вошла, а потом в мой кабинет прошла, на закрытое совещание оперов? А?
Мужики переглянулись и усмехнулись.
- Это как раз просто, - сказал Иван, - на проходной у нас её одноклассник работает, а в вашей приёмной сидит её однокурсница, ваш секретарь.
- Да ну?! Что ж, у вашей Мышки, как оказалось большие связи в МВД! Ну, сильна! А я голову себе ломал! Ладно, идите. Даю по отгулу.
- Правда? – взвился Эдик.
- Кривда. До послезавтра, мужики.
- Ванюша! Я убегаю, пока начальство не передумало! Пока!
- Пока, клоун.
Эдик ушёл. Крикун сел за стол. Иван развернулся и вышел…
***
Звонок звенел и звенел, и просверлил ей весь мозг. Маша нехотя встала и открыла дверь.
- Ну, слава богу, а я уж твою дверь собрался выламывать, - сказал Иван, вваливаясь к ней с кучей пакетов, - привет! Спала?
Маша пожала плечами и вернулась на свой диван. Иван вздохнул и начал разбирать то, что принёс. Через час он растормошил Машу, которая задремала под пледом. Он пододвинул к дивану её стол на колёсиках, на который поставил жареную картошку с огромной отбивной, огурчики, красную рыбку, хлеб и чай.
- Так, Мария Викторовна, сейчас быстренько выходим из транса и начинаем есть, - сказал он, кладя перед ней вилку.
- Я не могу.
- Что значит, не могу? Что ты не можешь?
- Всё не могу. Я ни есть, ни пить, ни дышать не могу. Я ведь видела его чуть ли не каждый день несколько лет! Я его учила, чаем поила, говорила с ним! А он Ване шины колол, потому что жену его ненавидел так же, как своего отчима. А ко мне он очень уважительно всегда относился, и мать любил. И я не понимаю! Как??!
Маша всхлипнула, и Иван присел к ней и обнял.
- Если я тебе вот прямо сейчас скажу, как, ты поешь?
- А ты знаешь? – она подняла на него мокрые глаза.
У Ивана аж сердце защемило, какая она была жалкая.
- Читай! – он сунул ей под нос бумажку, - только живо, а то остывает всё!
- Что это?
- Копия протокола обыска в комнате Рогова Сергея Корнеевича, Корня зла. Читай!
Маша прочитала. Её поразил список книг, найденных у Серёжи, – труды Ницше и Мережковского о сверхчеловеке, книги Адольфа Гитлера и мемуары Муссолини, книжонки-брошюры современных скинхедов, лирика диссидентов.
- Бодлер, «Цветы зла», - прочитала Маша, - о, господи! Сколько дряни он прочитал! Ему же это всё рано! Он просто не готов был осмыслить такие идеи!
- Вот именно. Так что ни ты, ни школа тут ни при чём. Просто подростковые гормоны и куча семейных проблем! И куча печатной дряни в качестве самообразования. Так что ешь давай, остыло уже всё! – и он забрал у неё листок.
- Я столько не съем!
- А ты со мной, - и он взял вторую вилку, - давай, за Ваню, за Эдика…
Маша поела и уснула снова, а он укрыл её, всё прибрал и ушёл, тихо закрыв дверь, но к вечеру снова разбудил её звонком в дверь.
- Привет!
- Привет! – он снова ввалился к ней, - всё дрыхнешь? Спящая красавица!
- Иван Петрович…
- Тамбовский волк тебе Петрович. А я Иван, раз уж не можешь меня Ванечкой называть, как Сорокина своего.
- Он не мой.
- Вот именно. Зато ты моя.
- С чего это вы взяли, майор Чаркин?
- С фактов по делу, гражданка Мышкина. Вам напомнить? Новогодняя ночь. Танцы. Катание с горы в обнимку тёмной ночью. Одна отбивная на двоих. Бой курантов. Поцелуй. Потом…