- К Порониной и Мальцевой, - сказал Семён Владиленович.
- Точно! – сказала задержанная.
- Вы откуда знаете? – изумился Крикун.
- Следы изготовления с ключей слепков были только на двух связках.
- Я начала с Лизки, потому что пекарь её самым поганым был, самым жадным, но саму её я убивать не собиралась.
- Почему? – спросил Иван, - из-за того, что она пробовала бороться с Рашидом?
- Да какое там бороться, бороться она с ним не могла, но хоть показала ему, чего он достоин. В ней хоть капля совести потом проснулась. Так что я решила, проведу её через кошмар и оставлю жить, пусть мучается потом, как мама. Ленка всё равно была конченная, как и мамуля моя, а вот Зойку я очень хотела убить. Сама и своим ножом, а не её. Она же со сволочью этой крутилась, который мать изнасиловал, всю эту блототу в харчевне своей ублажала, как сыр в масле каталась, пока мать в таком же кабаке плошки скребла. Но когда я к ней пришла, она уже ушла. Так легко. Мне даже обидно стало, что она так легко отделалась.
- Зачем вы совершили наезд на Дениса Николаева?
- Я не знаю никакого Дениса.
- Это мальчик, который вас видел в ту ночь.
- Я никакого мальчика не видела, никакого наезда не совершала.
- Неправда. Зачем вы совершили наезд на хозяйку комнаты того общежития, где жила ваша мама? – продолжал допрос Иван.
- Я уже сказала, никакого наезда ни на кого я не совершала.
- Ясно. Эти эпизоды нам придётся доказывать. Где ваша машина?
- У меня отродясь тачки не было.
- Хорошо, спрошу по-другому, где машина, на которой вы вели слежку, возили трупы, сбивали людей?
- Я уже сказала, машины у меня нет, никого я не сбивала, и вообще, я сумасшедшая. Да, я убила трёх жадных козлов и одну продажную трусливую суку. Да, и ещё смелого таксиста. Всё остальное можете засунуть себе сами знаете, куда.
- Могу сказать вам только одно. Этой местью вы только испортили себе жизнь. Вы могли прожить её за вашу мать, а вы её погубили.
- Зато теперь я могу дышать! А то мне, как матери, вечно воздуха не хватало!
- Вам предстоит долгое следствие. Каждый эпизод этого дела мы будем доказывать. Я найду вашу чёртову белую колесницу и докажу, что вы убили женщину и наезжали на мальчика. И вы будете осуждены и наказаны за всё.
- Да пошли вы, герои, - огрызнулась она на Ивана, - меня жизнь с рождения наказала. Наказала искалеченной судьбой матери, которая просто хотела быть счастливой, а по вине каких-то уродов стала самой несчастной…
***
Следствие по громкому делу продлилось до июня. Были опрошены десятки свидетелей, сверено множество улик. В управлении прошла чистка сотрудников, связанных с генералом Усольцевым и замешанных в криминале.
На суде, после слушания и вынесения приговора, когда зал задохнулся от признательных показаний преступницы, Люсинэ плакала, и, плача, утешала мать.
- Боже мой, боже мой! Рафик! Однажды пожадничал и так жестоко за это поплатился! – рыдала тёща Вани Сорокина, - но он же был такой добрый! Сколько он детей отправлял оперироваться в Германию, сколько он в дом инвалидов и в детский дом денег давал! Но он же не мог, не мог помогать всем! Боже мой, лучше бы он остался нищим, но живым…
***
По окончании следствия Крикун собрал свою опергруппу и сам стал рядом с ними. В кабинет вошла делегация из управления. Подполковнику Рекунову за расследование серии убийств и дела о коррупции в правоохранительных органах присваивалось звание полковника, майору Чаркину звание подполковника, капитану Десницкому звание майора, и лейтенанту Вожжину звание капитана.
Шацу Рекунов лично выписал премию и благодарность, а Ивану шепнул после ознакомления с приказом: «Один погон тебе точно твоя Гаечка прикрутила! Фиг бы вы, дрова, без её подсказок дело раскрыли, Чип и Дэйл, блин, клоуны!»
Иван только головой мотнул…
***