***
- Вань, ну, как я её оставлю? – всхлипнула Маша.
- Ну, Люся же посидит!
- Да у Люси своя такая! Посидит она. Она ни сидеть ни стоять уже не может, а ей бы как мне – отлежаться в тишине. Иди один, Ванечка. Правда! Ну, не готова я ещё вернуться к светской жизни.
Иван вздохнул и пошёл переодеваться. В театр он поехал один…
***
- Не, мужики. Ну, так нельзя! Опять мне бабочку заляпали! Просил же не жрать шпроты в гримёрке! Вот в чём я на сцену пойду? – вопрошал актёр Игорь Поляков, игравший Яшу, у деливших с ним гримёрку Щербакова Егора, игравшего Епиходова, и Костика Борисова, игравшего помещика Пищика, - в чём?
- В ореоле собственного величия! – весело ответил ему Егор.
- Да ну вас! Не жрите хоть водку перед выходом. Опять бабы учуют, главному настучат, – проворчал Игорь, роясь в вещах в поисках новой бабочки.
- Ну, твоя не настучит, - заметил Костик Борисов, молодой тучный мужчина лет тридцати пяти, но выглядевший старше из-за своего веса и телосложения, - она у тебя преданная.
- Ага! Преданная всеми по три раза, - хохотнул опять Егор.
- Зато твоя и настучит, и переспит, лишь бы ей ролюшку дали, - огрызнулся Игорь.
Егор и не думал обижаться.
- На то они и бабы, чтобы давать и стучать, - философски заметил он, - натура у них такая.
- Какая? – рискнул уточнить Костик.
- Продажная, - ответил Егор, - бабы слабый пол. А раз слабый – надо как-то выживать. А выживать они могут двумя способами – давать и стучать. Дают и стучат в обмен на жизненно важные вещи. Прямой обмен. Товар-деньги-товар.
- И по-твоему, все бабы – товар?
- Да не по-моему, Костик, не по-моему, а так и есть! Прими это и перестань их идеализировать. Ты ж актёр! Так хоть в театре научись уже жизни, оглянись. Лидка со мной спит, потому что любит, а с Игорем, потому что он любимчик публики, и главное – главного режиссёра. А с главным спит, потому что роли всё же раздаёт он. Или вот Юлька у Игоря – с ним спит, потому что он любимчик режиссёра, а со всеми остальными, чтобы чувствовать себя всеобщей любимицей.
- Дрянь какая всё это.
- Да чего дрянь-то? Нормально. Ну, чё, Игорёк, нашёл?
- Нет, блин!
- Ну, поройся у меня. У меня где-то были бабочки – сиреневая и чёрная.
- Спасибо, - буркнул Поляков, - хоть что-то.
Игорь перешёл к другому ящику, Костик вздохнул, Егор ещё выпил…
***
Елена Владимировна присела к столу. В зеркале отразилась красивая элегантная женщина со взбитыми в причёске светлыми волосами и умными серыми глазами. Таинственная, манящая, привлекательная.
- Нет-нет! Сегодня я не должна быть такой, - сказала она отражению.
Вошедший к ней режиссёр усмехнулся. Она часто сама с собой разговаривала перед зеркалом в дни премьер.
- Я одна из очаровательных недотёп, транжира и глупая любовница подлеца, мать троих детей с нищим поместьем и кучей проблем. Чуть больше легкомыслия во взгляде, - велела она себе.
- Браво. Вы как всегда тонко чувствуете свой образ. Теперь я спокоен за нашу премьеру, - сказал режиссёр.
- Не подлизывайтесь, Меркушев. Я ещё не забыла вам, как вы пытались сделать вашу Лидочку моей Анечкой. Её потолок – Шарлотта, и мы оба это знаем.
- Именно поэтому Лидочка Щукина и играет Шарлотту.
- Ну, как я вам? – актриса Елена Глебова встала и повернулась к режиссёру.
Стоя, она приобретала царственную осанку и исключительную женскую мягкость в каждом движении.
- Великолепны! Ослепительны! Настоящая прима!
- Отлично, что вы помните о настоящем, но после спектакля я хотела бы поговорить с вами о прошлом и, главное, о будущем, - многозначительно сказала она, - особенно о будущем труппы.
- Не думаю, что сегодня подходящий день, - нахмурился режиссёр.
- Я к вам подойду именно сегодня. А день нормальный. Откладывать всё равно уже некуда, - властно сказала Глебова и тут же перешла на тон усталой актрисы, - а пока ступайте, мне ещё нужно навести красоту и выражение на лицо перед выходом, - и она махнула ему рукой.