- Пока, - выглянула она из-за двери.
Он схватил её голову, прижался к губам, поцеловал жарко, жадно. Она вздохнула. обняла его за шею и затянула внутрь квартиры…
***
- Олька, - прошептал утром Эдик, - пора вставать и разнимать. Слышишь?
- Слышу, но поверь моему опыту, родной, нам сейчас лучше лежать и не отсвечивать, - шепнула ему жена.
Он взглянул на неё и в который раз восхитился. В постели, неумытая, растрёпанная и с примятой щекой от подушки она всё же была невероятно красива.
- Ну, и чего тогда время терять? Иди сюда, красотка!
Они хихикали и толкались, но скоро Эдик установил над ней полное доминирование, а она с радостью покорилась. Оба наслаждались милым семейным быстрячком, пока в гостиной и кухне бушевал Тайфун под именем Елена…
***
- Это я ещё не припомнила тебе твоего хамского упоминания о помойке! – выговаривала полковнику актриса, - и наконец, словно этого было мало, он ещё и во всеуслышание заявил: «Я муж Елены Глебовой»! – возмущалась она.
- Леночка, но ведь я муж. И все об этом знают.
- К сожалению! И чем мне теперь гордиться?! Замужеством за хамом, который цыкал на усталых и измученных людей?! Тыкал наши пальцы в вонючие чернила и испортил маникюр всем актрисам и даже актёрам? Сатрап!
- Елена! Ты забываешься.
- Да я в забытьи была, когда замуж за тебя выходила! Бог ты мой! Начальник отделения милиции на вокзале!
- Если бы ты тогда не вышла за меня замуж, то Ольку продали бы цыганам, а тебя бы сделали вокзальной проституткой! Брак со мной не был пределом твоих мечтаний, но и я не мечтал о склочной бабе, а хотел жениться на интеллигентной умной женщине! Мы оба спасли друг друга, так давай сейчас не сожалеть об этом!
- Да я!..
Они вдруг замолчали, уперев друг в друга яростные взгляды.
- Леночка!
- Валечка, прости. Прости меня! Просто всё это такая гадость!
- Я понимаю, родная моя, всё понимаю. Иди сюда.
Они обнялись, и она заплакала у него на плече.
«Из вредности и от бессилия, - подумал он, - ох, ты, бедная моя трубадурочка!»
Он отвёл жену на кухню, усадил и сварил ей кофе.
- С молоком?
- Да ну его, это телячье пойло! Давай лучше с пчелиными какашками.
Он усмехнулся и добавил ей в кофе ложку мёда…
***
Влад проснулся первым и посмотрел на женщину, которую любил всего несколько часов назад, забыв обо всём, забыв сам себя, забыв, что она замужем.
Сейчас, в свете занимающегося утра, он искал причины своего недавнего безумия и не мог найти. Баба как баба. Ну, тонкая, стройная, правда не как модель, а как амазонка – мускулистая, гибкая, сильная. Грудь крошечная, но крепкая, ей и лифчик носить не надо. Волосы короткие, вся шея и плечи открыты.
Он протянул руку и погладил спящую на животе молодую женщину по плечам и спине. Она была гладкой и тёплой.
«Фантастика. И я снова её хочу. Вот тебе и Погибель!»
Он наклонился и поцеловал её в плечо, в шею, перевернул и поцеловал в губы, раскрывшиеся в недовольном ворчании. Он прильнул к ней, прижав к себе. Под ними ходуном заходил застеленный простынёй надувной матрас, на котором они спали. Кроме матраса, большой дорожной сумки и утюга сфеном на подоконнике в комнате однокомнатной квартиры Аллы ничего не было…
***
Первый день расследования ничего не дал. Актёры, отдохнувшие за ночь от потрясения, ощетинились против общего врага как пятиклашки против вредной учительницы. Они изводили оперов истериками и капризами, разыгрывали мизансцены сумасшедших из спектаклей, мгновенно полыхали праведным негодованием при вопросах о личностных взаимоотношениях и впадали в транс, когда их спрашивали, как и когда они прикасались на сцене к бокалам с шампанским. К тому же, они моментально «раскусили» новую техничку на принадлежность к «чужим» и теперь обвиняли следователей в тотальной слежке и прослушке, и в нарушении прав человека.
Рекунов от этого сатанел, опера мрачнели. В два часа они вышли из проклятого храма культуры и собрались в кафе напротив – через дорогу, чтоб уж точно никто не подслушал оперативного чаепития.