На следующем повороте она снова успела заметить, как «Тойота» повернула налево и, обогнув дорожное ограждение, снова оказалась на той улице, с которой только что свернула.
Водитель заметил слежку или просто проявил осторожность? Фиона свернула на желтый свет и увидела, что «Тойота» проехала метров пятьдесят и, мигая, встала во втором ряду. Фионе ничего не оставалось, как повторить маневр. Пока римские водители, сигналя и сыпля проклятиями, прокладывали себе путь, объезжая ее «Порше», она продолжала следить за «Тойотой». Чего ждал водитель? Он ее заметил? Или он просто хотел… В эту секунду в ее машине распахнулась дверь со стороны пассажирского сиденья. Тот самый человек, которого она видела раньше спускающимся в метро, просунулся и схватил ее за руку. В другой его руке блеснул нож. Лезвие было нацелено в ее горло. Не раздумывая, Фиона изо всех сил нажала на педаль газа.
«Порше» буквально прыгнул вперед и ударился о припаркованный «Рено». Нападавшего зажало дверью. Фиона услышала звук ломающихся костей и вопль. Она тоже закричала, когда клинок выпал из руки мужчины и упал ей прямо на бедро.
Мгновение спустя она врезалась еще и в припаркованный фургон, а в лицо ей выстрелила подушка безопасности. Это было невероятно больно, гораздо больнее, чем она могла вообразить. Несколько секунд она просто сидела в ошеломлении и не могла пошевелиться. Фиона почувствовала, как у нее из носа потекла кровь. Когда она снова открыла глаза, которые до этого инстинктивно зажмурила при ударе, то, к своему ужасу, увидела, что водитель «Тойоты» вышел из машины и теперь направляется к ней. Не раздумывая, она расстегнула ремень безопасности и в панике стала дергать ручку двери. Выскочив из машины, она помчалась прочь, в сторону улицы, с которой до этого повернула. Там ей на глаза попалось свободное такси. Фиона запрыгнула внутрь. «Поехали!» — закричала она водителю, который, казалось, ни в малейшей степени не удивился, а сразу же нажал на газ. Через заднее стекло она видела, как исчезает вдали водитель «Тойоты».
XLII
Если первый секретарь камерария просит зайти в его кабинет в Губернаторском дворце для короткого разговора, то лучше ему не отказывать. Как бы по-дружески эти приглашения ни звучали — а монсеньор Андреани обычно всегда общается чрезвычайно любезно, — все равно это — приказ. Приказ, который, по мнению некоторых клириков, исходит от личного помощника заместителя наместника Бога на земле. Тем более во время «свободного престола», когда высокий пост наместника никем не занят. Всякий, кого вызывали в этот кабинет, даже не зная, о чем пойдет речь, уже испытывает внутренний трепет.
Однако Кавелли прекрасно знал, почему монсеньор Андреани пожелал поговорить с ним. Все утро в его квартире не переставая звонил телефон. Каждая газета и каждый телеканал хотели взять у него интервью или, если это невозможно, хотя бы получить краткий комментарий о том, что происходит в конклаве. Вскоре Кавелли догадался, что, хоть он и отказался разговаривать с Сильвестри по телефону, наглая журналистка, очевидно, опубликовала в «Коррьере дель джорно» еще одну статью. И, по-видимому, он в ней упомянут. Стало ясно, что быстро все эти люди не сдадутся. Тогда Кавелли снял трубку и положил ее рядом с телефоном, откуда она теперь, казалось, смотрела на него обвиняющим взглядом. Казалось, что весь дом погрузился в тревожное напряжение.
А теперь еще это послание от первого секретаря камерария. Поскольку до него было не дозвониться, письмо доставила сотрудница телефонной станции. Кавелли спрашивали, не будет ли он настолько любезен, чтобы заглянуть ненадолго, если это его не очень сильно обременит.
Конечно, речь пойдет о газетной статье. Сначала он подумал, что расскажет Андреани все, что знает. Пусть тот сам разбирается, как поступить в этой сложной ситуации. Разве все это вообще касается Кавелли? Но ему тут же вспомнились — слова кардинала Монти о том, что тот не знает, кому в Ватикане можно доверять, а кому нет.
Когда десять минут спустя Кавелли оказался на третьем этаже Губернаторского дворца и вошел через высокую двойную дверь в кабинет секретаря, Андреани утомленно поднялся ему навстречу из-за письменного стола. Это был человек лет сорока пяти, который казался значительно старше своего возраста. Впрочем, он выглядел так по одной простой причине: именно этого он и добивался.